Выйти замуж за шейха - Анастасия Шерр
Смотрю на его забинтованную кисть, зло усмехаюсь. Ему отрубили руку по приказу Халима. Уверена, сделали это прямо здесь, на грязном, затоптанном полу. И ему было жутко больно.
Внутри разливается мрачное удовлетворение. Подонок заслужил. Скольких девочек он загубил. Скольких продал в рабство и лишил будущего. Одной руки слишком мало.
Убрав с лица ткань, смотрю на него в упор. Подонок, узнав меня бледнеет, опускает голову.
– Кто… вы? – делает вид, что не знает меня.
– Что такое, Захид? Не узнаешь меня? Ну конечно, я ведь сейчас не избита и не измучена. Уже не похожа на ту шармуту, да?
– Я не знаю вас. Не понимаю, о чём вы, – мотает он головой, а я вижу, что узнал. Узнал и дрожит теперь за свою шкуру мразь мерзкая.
– Где русские девушки, которые были здесь?
– Их забрали. Увезли домой. Приказ эмира, – бросает косой взгляд на одного из охранников, удерживающего его. – Кто вы и что вам нужно?
– Слушай сюда, мерзкий червяк. Если ещё раз ты заставишь кого-то раздвигать под твоими дружками ноги, я прикажу отрезать тебе яйца. Ты меня понял? – спрашиваю, возвышаясь над ним и едва сдерживая порыв плюнуть подонку в лицо.
Захид часто закивал, трясясь и обливаясь потом, зажмурился от страха. Мне даже показалось, что запахло мочой. Узнал. Он меня узнал.
– Не слышу твоего ответа.
– Я понял, госпожа. Понял. Я уеду, исчезну. Продам этот дом и уеду. Обещаю.
– Правильное решение. Но сначала ты отдашь всё, что нажил здесь. Всё до копейки.
– Я отдам… Отдам, госпожа. Сейф там, – тычет пальцем в сторону комнат, где ещё совсем недавно удерживал девочек.
Аят, стоя рядом, с удивлением рассматривает Захида и меня. И, кажется, чувствует себя здесь некомфортно. Я и сама еле сдерживаю дрожь. Волной нахлынули воспоминания и вернули меня в прошлое, где я в этих стенах просила о пощаде мразь, стоящую сейчас передо мной на коленях.
Тряхнув головой, отогнала мерзкий, липкий страх, напомнивший о том, что со мной сделали. И мысленно пообещала себе, что больше не позволю так с собой обращаться. Никому.
Повернулась к охраннику, снова закрывая лицо. Не нужно, чтобы жену эмира увидели в таком месте.
– Заберите у него деньги и все ценное, выгоните отсюда всех людей и сожгите этот дом.
– Госпожааа… – услышала скулёж Захида, улыбнулась про себя.
– Хочешь лишиться и второй руки?
– Нет, госпожа, но дом… у меня больше ничего нет!
– У меня тоже не было ничего, кроме невинности. Однако, меня в вашем мире никто не пощадил. Идём, – это уже Аят.
Стоя перед борделем, я смотрела, как к крыше поднимаются языки пламени, охватывая все больше, облизывая и поглощая проклятый дом. Внутри разливалось ликование. Я отомстила. Отомстила достойно, не лишив при этом Захида жизни. Только горечь никуда не делась. И я уже не та Ира, которой была до поездки в чужую страну. Я теперь Райхана – совсем другой человек.
– Госпожа, что делать с деньгами? – Аят протянула мне мешок, но я одёрнула руку, не желая к нему прикасаться.
– Пусть раздадут бедным всё до копейки.
– Это верное решение. Вы всё правильно сделали, – Её рука коснулась тыльной стороны моей ладони. – Как настоящая госпожа.
ГЛАВА 38
По возвращению домой я устроилась в саду, в беседке. Саадат заварила чай и пришла ко мне. Поставила на стол поднос, присела рядом.
– Что это с тобой? Глаза так горят, словно ты совершила преступление.
– Как раз наоборот. Сегодня я предотвратила много преступлений.
– И где же ты была? – острожные вопросы Саадат заставили усмехнуться.
– А ты разве не знаешь?
– Нет. Аят мне ничего не рассказала. Потому и спрашиваю тебя.
В Аят я не ошиблась. Она будет мне верной. Даже если расскажет Халиму, сделает это ради меня. Почему-то эта женщина вызывала во мне доверие, как и Саадат. Халим других не подпустил бы.
– Я велела сжечь бордель, в котором меня удерживали. А ещё забрала у того подонка всё его имущество и раздала бедным семьям. У него, кстати, было много денег.
Саадат внимательно заглянула мне в лицо, коснулась руки своими тёплыми пальцами.
– И как? Ты испытала облегчение?
– Да. Теперь, зная, что этот урод лишился всего, что имел, я чувствую себя хорошо, – горло сжали тиски, и я моргнула, отводя взгляд.
– Тогда почему ты плачешь?
– Они уехали домой. Девушки, которые были там со мной. Я попросила Халима, и он помог им вернуться домой.
– И что? Это же хорошо.
– Для них – да. Для меня – нет. Потому что я до сих пор здесь.
Саадат порывисто обняла меня, сильно сжала в своих руках.
– Не стоит так говорить. Здесь твой дом. Ты теперь жена шейха, хозяйка Эль-Хаджа. Чего ещё нужно желать?
– Чего ещё? – я отпрянула, вырываясь из объятий. – Может свободы? Может быть единственной у своего мужа? Иметь возможность поехать домой?
Саадат покачала головой, будто говорит с безнадёжно глупым ребёнком.
– У тебя всё это будет. Стоит только захотеть.
– Оставь меня, – попросила тихо, отводя взгляд. – Мне нужно побыть одной.
Саадат налила мне чаю и вышла, а я, взяв чашку в руки, отпила. Время близилось к вечеру. Я достала телефон, взглянула на дисплей. Хотелось позвонить ему, услышать голос. И я даже решилась, нажав на кнопку вызова. Гудки сменяли один другой, но отвечать мне не торопились. А когда произошёл сбой вызова, я швырнула телефон на стол и пошла к озеру.
Вечер был непривычно прохладным и ветренным. Отчего-то внутри поселились тревога и страх. Зашевелились в душе, словно клубок змей. Несколько часов кряду я ждала Халима, но он так и не приехал. За грудной клеткой подняла голову грусть и тоска по дому. В такие моменты я всегда вспоминаю тётю Глашу и детство, но именно сегодня пришло осознание, что там ведь тоже у меня ничего нет. Тётя Глаша – единственный человек, ради которого хотелось бы вернуться. А здесь… Здесь у меня Халим, Саадат и Полночь. Здесь я научилась выживать. И мне бы хотелось попробовать начать новую жизнь. С людьми, которых я люблю…
Боль прокралась глубже. Кажется, проникла в самое сердце, впиваясь острыми шипами. Слёзы задрожали на ресницах, и я шмыгнула носом, с раздражением смахивая их. Всмотрелась в водную гладь, увидела его отражение и, разревевшись, уткнулась в свои колени.
– Райхана, – его голос, уже успевший стать родным ранил, словно лезвие
