Пепел между нами - Маргарита Дюжева
Она все понимает без лишних слов, ласково треплет меня по щеке и убегает к Измайлову. Я еще некоторое время сижу, наблюдаю за тем, как ведущий вытаскивает в центр молодых людей и девушек для очередного конкурса. Разбивает их по парам и предлагает сделать что-то дурное и веселое. Краев тоже оказывается среди них, и на том моменте, когда ему в пары достается какая-то смазливая блондинистая пигалица, активно хлопающая в его сторону наращенными ресницами, я отворачиваюсь. А потом и вовсе ухожу, не привлекая к себе внимания.
Я уже не просто чувствую усталость, а задыхаюсь от нее.
Все. Лимит исчерпан. Пора домой.
Гости беснуются в зале, поэтому холл торжественно пуст. Я прохожу мимо высоких зеркал, ловя в них свое отражение. Оно какое-то опущенное и действительно грустное. Возле гардероба останавливаюсь, ищу в сумочке жетончик.
— Так рано уходите? — искренне удивляется гардеробщица, — свадьба такая веселая.
Свадьба веселая и, кажется, я в нее не вписываюсь.
— Режим у нас, — киваю на живот.
— Режим — это хорошо, — одобрительно кивает, забирает у меня номерок и пропадает среди вешалок с одеждой.
Я жду, устало растирая шею и переступая с ноги на ногу, мечтаю о горячей ванне. Но нельзя. Кругом запреты.
— Вот, пожалуйста, — она выкладывает мои вещи на стойку и снова исчезает среди чужих шуб и курток.
— Спасибо. — я немного торможу и благодарю не ее, а пустое место.
Тянусь к своему пальто, и одновременно со мной его накрывает мужская рука.
— Давай помогу, — от тихого, напряженного голоса за спиной, все мои мурашки бросаются в отчаянный забег.
Я прикрываю глаза. Не дышу.
Зачем ты здесь? Не надо…
***
— Не стоит, — аккуратно отступаю, увеличивая между нами расстояние, — я сама справлюсь.
— Брось.
Миша перехватывает пальто и, распахнув его, приглашает надеть.
Принять его предложение — значит, подойти ближе. А я не могу. У меня и так начались проблемы с дыханием, стоило только увидеть его. Глаза эти цвета теплого шоколада — удар по моей и без того слабой выдержке.
— Миш, прекрати, — голос дрожит и от этого выходит ворчливо. Я бы предпочла, чтобы звучало одно равнодушие, но увы им и не пахнет. Сказывается напряжение этого вечера, я им пропиталась насквозь.
— Я ничего не делаю. Просто жест вежливости.
Хочется спросить, где была его вежливость, когда он прогнал меня, но сдерживаюсь. Никаких разборок, они уже в прошлом. Все что могли мы друг другу сказали, и заново погружаться в эту непроглядную пучину я не хочу. Мне и так с огромным трудом удалось удержаться на плаву.
— Ну раз просто вежливость, то ладно.
Я старательно игнорирую его взгляд, мечущийся по моему лицу, и повторяю про себя «не смотри ему в глаза». Там погибель. Если схлестнуться, то все раны заново распорет и снова будет больно. Уж лучше я так…дрейфуя…на грани.
Задержав дыхание, подступаю к нему, а внутри кипит. Разворачиваюсь спиной и смотрю куда-то перед собой. Не понимаю ни черта, потому что в ушах дикая какофония звуков: гремит, звенит, шипит и трещит. Чувствую только, что он близко. Смотрит на меня. Не шевелится. Его дыхание на моих волосах и, кажется, я слышу, как надрывно гремит его сердце. Уверена, мое он тоже слышит.
Меня начинает штормить, и чтобы сбить это состояние, нетерпеливо покашливаю, напоминая о пальто. Краев громко сглатывает, тормозит еще пару секунд, потом медленно надевает его мне на плечи, невесомо задевая кончиками пальцев по коже. Едва различимое прикосновение, но меня пробивает насквозь. Так остро и так больно, что едва успеваю прикусить губы и поймать свой полувздох-полувсхлип.
Никаких полутонов. Нельзя. Точка.
Пальто уже на мне, но его руки не исчезают, придерживая за полы. Он не прикасается, но будто обнимает, и я ловлю себя на мысли, что хочу чтобы сжал чуточку сильнее.
Знать бы еще зачем.
— Спасибо, — разрываю кольцо его рук и отхожу.
В этот момент в зале раздается оглушительный взрыв хохота. Мы с Мишей одновременно вздрагиваем и наши взгляды все-таки соприкасаются. На миг, но этого достаточно, чтобы внутри меня все перевернулось и пошло кувырком.
— Миш, иди к остальным. Не обязательно стоять тут со мной, пропустишь все интересное. Иди.
— Я не хочу, — Его голос хрипит, а взгляд прикован к моему животу.
Сын чувствует, что я на взводе и начинает выделывать кренделя. Он уже большой и его кульбиты видны невооруженным взглядом. От пупка в бок идет волна — это он пяткой провел, толчок с другой стороны — рукой заехал.
— Пинается?
— Танцует.
Миша делает неуверенный шаг навстречу, и я тут же испуганно отступаю. Он тоже останавливается:
— Злат, пожалуйста, — в каждом звуке тоска, когтями раздирающая душу, — Не убегай.
— Никто не убегает, Краев. Я просто устала. У меня режим.
Он снова опускает взгляд на тугой живот, тяжело сглатывает, сипит:
— Позволь прикоснуться, один раз. Мне так хочется почувствовать его. Пожалуйста. Я о большем и не прошу.
— Миш, не надо.
Словно оцепенев, он наблюдает за тем, как я медленно шаг за шагом отступаю, прикрыв живот руками:
— Я тебе обещала, что, когда ребенок родится, сможешь с ним видеться сколько захочешь, когда захочешь. Можешь его хоть с рук не спускать, но сейчас… Не надо. Не трогай меня…я не хочу…мне неприятны твои прикосновения.
Теплые карие глаза заволакивает болью. Я чувствую эту боль, как свою собственную. Она выбивает меня из колеи, обрушиваясь своей мощью, таранит насквозь грудную клетку.
Прежде чем взять себя в руки, я отступаю еще на один шаг, зябко ежусь и бросаю тоскливый взгляд в сторону двери. Мне хочется уйти, сбежать, скрыться от этого человека, перечеркнувшего все наше будущее одним опрометчивым поступком. От человека, без которого все эти месяцы не жила, просто существовала, проживая день за днем только ради сына. От человека, который теперь стоит на расстоянии вытянутой руки и смотрит на меня с таким отчаянием, с такой тоской, что невозможно игнорировать.
Как бы хотелось просто подойти, прижаться к нему и забыть обо всем. О предательстве, о долгих бессонных ночах, наполненных нескончаемой болью, о горечи, которая пропитала каждую клеточку. Просто заснуть, а проснувшись не помнить ни о чем, быть рядом и наслаждаться каждой секундой, проведенной вместе. Перемотать назад.
Увы, машину времени не изобрели, и все наши косяки останутся с нами навсегда.
Я тоскую по нему, но не верю, не доверяю. Стоит только допустить мысль о том, чтобы попробовать заново отстроить наши отношения, как
