Анна Берсенева - Рената Флори
– Да я, мам, если честно, и сама не понимаю, – вздохнула Ирка. – Ну, Антошке, когда IBM нью-йоркский офис закрыла, предложили в Канаду переехать. В принципе можно было бы. Или там же, в Нью-Йорке, что-нибудь другое поискать, еще даже лучше. Но он вдруг… Ну, знаешь, как будто у него внутри шарик какой-то сдулся. Поехали, говорит, Ирка, домой. Я, говорит, от этих американских перемещений устал. Они же там лет до пятидесяти вообще на месте не сидят. Где работа есть, туда в два счета и переезжают. С Восточного побережья на Западное – в ноль секунд. Дом, друзья, школа у детей – все в любой момент побоку. А мы так не можем. Наверное, не можем, – не слишком уверенно уточнила она. – Ну и вернулись на родину. А зачем вернулись и что мне теперь здесь делать, я не знаю…
Впервые за все время после возвращения из Штатов в ее голосе мелькнули нотки растерянности.
– Не расстраивайся, – спокойно сказала Рената. Спокойствие далось ей с усилием, но Ирка этого, к счастью, не заметила. – Няню детям и здесь можно взять. И университет в Питере, слава богу, никто не закрывает. Поступишь на свой филфак…
Ирка вышла замуж сразу после школы, так что свое намерение поступить на филфак осуществить не успела. Познакомилась на выпускном вечере с Антоном, зашедшим в школу, чтобы поздравить своего племянника, и он поразил ее воображение. Еще бы – выпускник Гарварда, блестящий молодой гений, в Америке его работодатели на части рвут, в Европу университеты преподавать зовут, и весь он такой вдохновенный, такой отрешенный, такой погруженный в какие-то свои мысли, безусловно, великие!..
Все это, захлебываясь от восторга, Ирка излагала маме по результатам первого же дня, который провела с Антоном – он пригласил ее погулять на острова. И Рената тогда почему-то сразу поняла, что девочка ее скоро от нее уйдет… Хотя с чего бы ей было так думать? Ирка начала влюбляться еще в детском саду, и каждая ее любовь была единственной и неповторимой, так что и в этой новой любви ничего особенного не было.
Но с Антоном вышло именно так, как Рената и предполагала: забыв обо всем, и уж тем более о каком-то там филфаке, дочка расписалась с ним прямо во время очередной романтической прогулки по Петербургу и через месяц уехала к нему в Америку, в ту самую техасскую глушь, где не было ни университета, ни даже колледжа какого-нибудь завалящего, только офис IBM, да несколько одинаковых улиц, да гипермаркет в окружении бесконечных, выжженых южным солнцем полей.
Что ж, она была счастлива, и Ренате оставалось только радоваться счастью своей дочери. А то, что какой-то непонятный червячок точил при этом ее сердце, так ведь именно непонятный, ну и нечего высказываться на эту тему.
И вот теперь Ирка сидела за столом в кухоньке тесной родной квартиры в Озерках, ее великолепный муж сидел в комнате и увлеченно мастерил телескоп по каким-то чертежам, найденным в Интернете, и непонятно было, на кой черт сдался ему этот телескоп или, например, самодельная же моторная лодочка в масштабе один к ста, которую он смастерил три дня назад, и как он вообще собирается жить дальше, и какую жизнь готовит своей семье.
– Ложись, ма, – спохватилась Ирка. – Правда же, устала ты как не знаю что.
– Да, правда, – сказала Рената, отодвигая пустую чайную чашку. – Даже голова кружится. Лягу. Я там персики купила, так ты Сашке не больше ложечки сначала дай. У него вчера какая-то сыпь была, ты заметила?
– Ничего, пройдет, – беспечно заявила Ирка. – Подумаешь, почесался немного.
«Все-таки правильно наши бабки делали, что в юном возрасте рожали, – улыбнулась про себя Рената. – Со всеми последующими страхами жизненного опыта трудно детей выращивать».
Когда родилась Ирка, она тоже ни о чем особенно не беспокоилась, никаких опасностей для ребенка ни в чем не видела и лишь удивлялась тому, что их видит повсюду ее мама.
Впрочем, это было так давно, что Ренате уже казалось, будто бы и не с нею. Теперь-то любое необычное беспокойство, проявляемое внуками, вызывало у нее если не панику, то по меньшей мере тревогу.
Да еще этот климакс как с неба, в самом деле, на нее свалился! Ложась спать, Рената теперь обязательно ставила на тумбочку рядом со своей кроватью воду, смешанную с лимонным соком, потому что по нескольку раз за ночь просыпалась от тошноты и головокружения. А раньше она даже не представляла, что головокружение может наступать во сне.
«Надо все-таки обследоваться, – решила она. – Может, с сосудами проблемы начались. Так и до инсульта легко докатиться. Лучше вовремя побеспокоиться».
С этой мыслью она и уснула. И в ночном своем головокружении сразу же увидела лицо Винсента, его улыбку.
«Ты чему так радуешься? – спросила она. – Скажи мне!»
Но он молчал, только смотрел на нее счастливыми глазами.
И там, в их общем счастливом сне, Рената улыбнулась ему в ответ.
Глава 6
«Этого не может быть! Да что вы, в самом деле! – Рената с трудом удерживалась от того, чтобы не выкрикнуть это вслух. – Нет, ну конечно же, это ошибка. Завтра сделаю УЗИ, и сразу выяснится, что это просто ошибка», – подумала она уже спокойнее.
Но следовало признать, что оснований для спокойствия у нее нет никаких, а вот оснований для того, чтобы в голос кричать прямо посреди улицы, – хоть отбавляй.
Общее обследование, которое она решила начать с гинеколога, в первый же день дало результат настолько неожиданный, что его правильнее было бы назвать шоковым.
– Рената Кирилловна… – как-то осторожно, чуть не вкрадчиво произнесла Милица Андреевна Мечникова, когда Рената вышла из-за ширмы, отделяющей смотровую от докторского стола, и села на стул, предназначенный для пациентов. – А у вас нет оснований предполагать, что вы…
– Что климакс у меня начался? – догадливо переспросила Рената. – Конечно, есть основания предполагать. Рановато, правда, но ничего особенного.
Милица Андреевна была лучшим гинекологом их клиники, и Рената ходила к ней на обследования не реже раза в год, считая, что если ты требуешь цивилизованного поведения от своих пациенток, то и сама не должна вести себя как советская колхозница пятидесятых годов, попадавшая к врачу лишь в день очередных родов.
– Не климакс. – Милица Андреевна улыбнулась. Ее улыбка почему-то показалась Ренате почти испуганной. – Не климакс, а… У вас нет оснований полагать, что вы беременны?
– Т-то… То есть как?.. – с трудом выговорила Рената. И глупейшим образом добавила: – Как я могу быть беременна?
– Ну, не знаю. Извините… – Теперь Милица смутилась так, словно была не гинекологом с тридцатилетним стажем, а пансионеркой Смольного института благородных девиц. Впрочем, она тут же опомнилась и пояснила уже обычным своим невозмутимым врачебным тоном: – Матка девятинедельная.