Френдзона для бэдбоя - Яна Лари
Как же глупо всё тогда получилось. Ершистый сопляк… Я б на месте брата Ахметовой себя точно прибил.
— Я всё, — сообщает вдруг сероглазое чудо, указывая на картинку, выбранную, очевидно, по принципу «чем больше зелени, тем лучше».
— Петрушка, сельдерей, огурцы… — перечисляю на всякий случай ингредиенты. — Салат и всё?
— Мы пришли говорить.
Кнопка подпирает кулачком подбородок, вкладывая в этот жест всю важность предстоящего разговора. А я так и сижу с разинутым ртом. Ну и дети пошли! Акселераты. Впрочем, видеть её такой серьёзной и сосредоточенной даже забавно.
Паёк для фито-коз путём хитрых дебатов, удаётся заменить на «Цезарь» с куриной грудкой. В остальном моя Царевишна, увы, непреклонна.
— Мама говорит, что я липкое ем как поросёнок, — наконец, сознаётся Кнопка. — Но ты закажи ещё эти эклеры… И вот этих тоже парочку. С собой заберём.
— Договорились, — расплываюсь в довольной улыбке, подмигивая смутившейся егозе, и отдаю официантке меню. — Дома потренируешься их аккуратно кушать.
Малышка фыркает, поднимая на меня понурый взгляд.
— Так вкуснее.
— Ладно, как скажешь. Ну начинай, — заговариваю примирительно в ожидании заказа. — Что тебя волнует?
— Мама, — обречённо тянет Ксюша. — Она будет ругаться.
— Я отправил маме сообщение, что мы немного погуляем. Она не против.
— Тогда Амиль, — пригорюнивается она пуще прежнего. — Он очень хороший. А ещё он боксёр.
— Ты уверена?
Нет, парень-то, конечно, крепкий, но что-то я не заметил профессиональной реакции. На ринге бы его давно ногами вперёд вынесли.
— Я слышала, как он обещал маме хорошо размять кулаки, если встретит моего папу.
— Наверняка Амиль так пошутил.
В этот момент приносят заказ. Кнопка о чём-то интенсивно думает. Я ломаю голову, к чему она сейчас заговорила про папу. Неужели что-то знает?
— Ты на маме поженишься?
Внезапно, однако.
Неожиданный вопрос заставляет моментально приосаниться.
— Женюсь.
Губы ребёнка трогает довольная улыбка, что не мешает тонким бровкам тут же сосредоточенно нахмуриться.
— Значит, будешь моим папой… — здесь следует многозначительная пауза, призванная выразить все тяготы грядущих последствий, а заодно проверить на вшивость мою силу духа. — Надо было с ним подружиться. Знаешь, что теперь будет?
— Не представляю, — вполне искренне развожу руками.
— Каюк тебе будет, Макс!
— Ничего, — зловредно улыбаюсь, отхлёбывая чёрный как мои перспективы кофе. — Мы ещё посмотрим, кто тут и кого разомнёт!
Боксёр, мать его, самоучка… И Мари тоже хороша! Нет бы альбом семейный показать, она мне коники строит. Ну и семейка меня ждёт… Пусть только попробует не ждать!
— Ты только Амиля не обижай, — просит Кнопка жалостливо, но с ноткой металла в голосе.
— Не бойся, детка, — расслабленно откидываюсь на спинку стула, закидываю лист салата в рот. Шутка ли, меня только что назначили отцом. Я горд, я крут, я уверен в себе… — У тебя папа кто?
— Козёл?
Закашлявшись, выплёвываю зелень.
— Это кто такое сказал? — строго смотрю на своё невинно хлопающее глазами чадо.
— Амиль.
Похоже, я кому-то мало всыпал.
Кстати, про рукоприкладство.
— Твой дядя — шутник, говорю же. Я поступлю как супермен. Уложу его на лопатки бесконтактно.
— Без чего?
Вот же… губка моя любознательная. И синоним понятнее, как назло, не подберу.
— Вот смотри… — Достаю из салата два сухаря, выкладываю оба кубика на крышку солонки и один сразу же отщёлкиваю на стол. — Вот этому сухарю я, скажем так, дал в нос. А второму…
А на второй я дую во всю силу лёгких до тех пор, пока он не падает рядом со своим румяным братом-близнецом.
— Бумц! — комментирует Кнопка, хлопая в ладони.
— Видела, я к нему даже мизинцем не прикасался, — поясняю довольный не столько собой, сколько детским восторгом. — Это называется бес-кон-так-тно.
— И что, ты просто будешь дуть на Амиля? — уточняет малая с сомнением. — А тебе воздуха точно хватит?
Мне уже самому любопытно, что ж там за зверь такой этот дядя? Уж больно загадочной выглядит Ксюша, кося на меня сочувствующим взглядом.
— Я просто поговорю с ним, — поясняю задумчиво, пытаясь понять, каковы на самом деле мои шансы сдержать обещание. Да ещё при заведомо тухлых прогнозах. Впрочем, не время отвлекаться, поэтому мысль свою развиваю — В словах силы не меньше, чем в ударе или в объятьях. Поэтому обращаться с ними нужно умело.
Вот как сейчас примерно, ага. Говорю и сам с себя в экстазе. Умею же двинуть речь, когда надо! Осталось разобраться, что со мной не так, когда рядом Мари. И почему в её присутствии я вечно творю какую-то дичь.
— Спасибо, Макс, за поделку, — негромко шепчет Ксюша, заглядывая мне в глаза и робко улыбаясь. — Она самая красивая!
Я на это ничего не отвечаю. Мешает ком в горле. Просто с улыбкой любуюсь тем, как появляются ямочки на детских щеках.
Любые усилия стоят того, чтобы быть рядом. Я только сейчас начинаю понимать, что значит чувствовать привязанность к кому-то и каково это — хотеть заботиться, испытывать потребность контролировать каждый детский шаг. Похоже, я ещё больший псих, чем мне когда-то казался Ромка.
— А назови меня ещё раз папой.
Кнопка с самым серьёзным видом откладывает вилку и сцепляет пальцы в замок.
— Сначала — свадьба, потом — папа.
Пф-ф… Что-то я не удивлён.
Посидев ещё немного в кафе, с неохотой отвожу ребёнка домой. Кнопка без умолку рассказывает всякие забавные истории из садика и выглядит жутко довольной прогулкой. А я доволен просто от одной мысли, что ей со мной интересно.
У двери Ахметовой не сговариваясь замолкаем. Мне неохота отпускать крошечную ладонь. Всячески тяну время в стремлении продлить этот щемящий момент, но время действительно позднее. Напоследок позволяю себе помечтать, как читаю ей сказку, правда, добраться дальше присказки не успеваю, потому что Ксюша прекращает жевать губу и выдаёт, с неожиданно робкими интонациями:
— А ты никуда не пропадёшь?
— Куда ж я могу деться?
Малышка застенчиво шаркает ножкой, пряча руки за спиной.
— Папы иногда пропадают. Мама говорит, что так бывает, когда любовь проходит.
До сегодняшнего дня не считал себя впечатлительным, но сейчас у меня натурально испарина на лбу выступает.
— А ты что думаешь?
— Что он дурак. Мама такая красивая, а он всё равно ушёл. Поэтому она часто грустит, — Вздыхает Кнопка, хмуря брови. — Не сердись на неё. Хорошо?
— Почему я должен на неё сердиться?
— Мама всегда злится, когда ей страшно.
Опускаюсь на корточки, чтобы наши с Ксюшей глаза были на одном уровне и прижимаю детскую ладонь к губам.
— Я никуда не уйду.
Я круглый дурак, да.
Звоню в дверь.
— Вы долго. — Мари открывает нам в лёгком халате и с влажными, только начавшими подсыхать волосами.
