Отец моего врага - Сандра Бушар
С губ сорвался рваный стон.
— Правда? — украдкой распахнув глаза, я буквально споткнулась о тот пожар, что горел внутри мужчины. Адский и испепеляющий!
— Правда, — Прохор Германович кратко кивнул, продолжая гладить мою руку. Он словно боролся с собой: морщился, одергивал себя в сторону, но снова возвращал внимание мне, а затем на что-то решился. Слишком серьезно отчеканил: — Запомни, что я тебе скажу сейчас, больше повторять не стану.
— Ммм? — вырвалось с трудом, язык будто растаял вместе с мозгом.
— Я очень виноват перед тобой. Принял не за ту, кем ты являешься, и заглажу свою вину так сильно, как смогу. — Прохор Германович протараторил речь так быстро, как будто она сидела в нем давно. Оставив краткий поцелуй на ладони, он ненадолго прикрыл глаза и перестал дышать, затем снова заговорил: — Я больше никогда в жизни пальцем к тебе не прикоснусь.
— Эмм... Что?! — от удивления слезы на глазах выступили. Полное ощущение, словно кто-то по голове кувалдой ударил, — не проходило.
— То, что произошло сегодня в этой комнате, — ректор нервно обвел пространство указательным пальцем, — навсегда здесь останется. Запомни, девочка.
— Что именно произошло тут и тут останется? — растерялась я, начиная нервничать. — Не понимаю. Если вы про стакан, то я готова купить...
Он выдохнул, кратко откашлялся и рыкнул:
— Это.
А затем накрыл мои губы своими, так жадно, что меня словно вихрем унесло в пучину чего-то темного и таинственного. Никто не окутывал меня таким желанием, никто и никогда не дарил столько эмоций! Это было не просто соприкосновение губ, а нечто намного больше!
Когда Прохор Германович отстранился, ударяясь лбом об мой лоб, мне хотелось кричать от переизбытка чувства. Они накрывали меня удушающими волнами. Я хотела больше: здесь, сейчас, всегда!
— И, — задыхаясь, продолжил тот более серьезно. Словно мы были на совещании и секунду назад он едва ли не убил меня одним лишь касанием губ? — запомни еще кое-что. — Прохор Германович прочистил горло, выдержав странную паузу, прежде чем добить меня окончательно: — Я не буду твоим первым мужчиной, Никифорова. И секса у нас с тобой никогда не будет.
— Но?.. — вдруг вырвалось, хотя я искренне не понимала: что говорить дальше? Умолять его передумать? Зачем?! Ректор говорил разумные правильные вещи, почему тогда сердце разрывалось от боли?
— Все, тема закрыта. — приказал Прохор Германович, делая шаг в сторону от косяка, толкая дверь и выходя из нее прочь. Когда он вышел с кабинета, я вдруг четко осознала — больше к данному разговору мы никогда не вернемся.
* * *Дни шли быстро, я щелкала их словно семечки. Подготовка к сессии, работа на ректора, учеба — все это слилось в одну беспроглядную рутину, где не было свободной минуты. Прохор Германович сдержал свое обещание и контролировал каждую мою минуту.
— Это чтобы ты ерундой не страдала и хорошо училась, Никифорова, — деловито осведомлял меня тот, когда я в который раз пыталась понять: к чему такой родительский контроль? Зачем звонить каждый вечер и проверять, в общаге ли я? Зачем самому забирать и отвозить домой?
— Но… — хотелось закричать: «Я ведь и была отличницей!» Только договорить мне никто не давал, мужчина либо разворачивался и уходил, либо одним взглядом затыкал рот.
Спустя несколько недель работы в приемной я, казалось, уже читала мысли Прохора Германовича. Его «странные» прихоти почему-то больше не казались таковыми. Я выполняла их на автомате, не задумываясь. Предугадывала наперед, еще до того, как босс прикажет.
— Оль, — застонала Марина, поджимая губу. — Солнышко, давай хотя бы чая с тобой вместе попьем, а?
— Не могу, — вынуждена была признать я, с трудом передвигая ногами по коридору из одной аудитории в другую. — Ты же знаешь, Прохор Германович сегодня велел…
— Прохор Германович, Прохор Германович… — передразнила меня та, кривляясь. С тяжелым вздохом девушка перегородила мне путь, накрывая мои руки своими и серьезно заглядывая глаза. — Я даже не стану говорить, что соскучилась по тебе, потерплю. Но… Оль, ты же словно робот теперь. Тебе хоть сны сняться? Или этого Прохор Германович не велел?
Прикусив губу, я отвела взгляд. Сны и правда давно не приходили ночью… И все же стоило признать, что в новой работе было два существенных плюса. Первый — это, конечно же, заработная плата. Она позволила без страха просыпаться по утрам, постепенно откладывая сбережения. Второй — это недостаток времени думать о той боли в сердце, что возникала при мысли о ректоре. Занятость притупляла ее, но, увы, ненадолго.
— Придумала, — воскликнула я, и подруга оживилась, — у ректора в четыре часа деловой ужин в кафе, мне на этот период распоряжений не было. У тебя как раз пара закончится, а я постараюсь закончить разбирать договора, чтобы…
— Успеешь? — задала правильный вопрос Марина, скривившись. Только она знала, КАК много требовал Прохор Германович в краткие сроки. — Может, я уйду с пары и помогу... Ректор вот даже тебя с «Истории Коммунистических Партий Советского Союза» освободил, чего мне нельзя прогулять?
Прыснув от смеха, я не позволила подруге этого сделать и отправилась в ректорскую, подготовить кабинет к работе. Когда вышла в приемную, дверь вдруг распахнулась. Я было удивилась, мол Прохор Германович пришел раньше, а нет…
— О, Оля! Как неожиданно тебя здесь увидеть! Кто бы мог подумать?! — театрально наигранно и совершенно неправдоподобно удивился Костя Козлов. Нервно покашляв в кулак, он расправил свою темно-бордовую рубашку, хотя обычно предпочитал сугубо спортивные вещи. Парень игриво подмигнул, протягивая мне скомканный белый листик. — Вот, заявление принес для ректора, а тут такая незапланированная встреча. Считаю, это судьба…
— Привет, Кость, — вежливо улыбнувшись, я быстро пробежала взглядом по
