Лисий капкан - Елена Попова
– Ничего не остро. Эльмира звучит как-то официально, что ли. А Эля… В общем, мне так больше нравится, – улыбнулась я и тронулась с места.
– Ну да… Я тоже ненавижу, когда меня Маргарита называют. А Саня вообще бесит, постоянно Маргошает.
– Как? – засмеялась.
– То Марго, то Маргоша. Он только так меня называет.
– А его вообще Цыпа называют, – напомнила я. – Ты же тоже Курочкина, но тебя это прозвище обошло стороной.
– Это Сокол его так стал называть. А если Сокол так назвал, то все остальные тут же подхватывают. Саня не обижается. Сане пофиг.
– Ну что, Маргарита, мы приехали. – Я остановилась у ее подъезда.
– Спасибо Эльмира, как вас, простите, по батюшке?
– Эдуардовна.
– Спасибо, что подвезли, Эльмира Эдуардовна, – официально поблагодарила Ритка. – Завтра заберете? У моего благоверного машина в ремонте.
– Договорились, Маргарита, простите…
– Юрьевна.
– Договорились, Маргарита Юрьевна.
– Всего доброго!
– И вам не хворать!
* * *
С тренировки я как всегда не спеша шла пешком. В ушах наушники, на плече болталась спортивная сумка, мышцы в приятном расслаблении. Воздух свежий-свежий. Еще бы, на дворе стояла поздняя осень, а к вечеру температура опустилась до нуля. На лужах льдинки-паутинки – я так в детстве называла потрескавшиеся лужицы. В нашем районе как всегда темно, три фонаря на всю улицу, но зато ярко горела вывеска у супермаркета и хорошо освещала дорогу к дому. Я нарочно шла длинным путем. Обходила стороной дом бабули, хотя через ее двор можно было срезать… срезать, но бороться с нахлынувшими воспоминаниями: как вот в том окне она махала нам рукой, как встречала вот у этого подъезда и так далее. Поэтому путь вдоль кирпичных пятиэтажек спасал меня от горя и тоски по бабушке.
Середина ноября, а я всё еще ходила в кроссовках. Зато сегодня перебралась в зимний пуховик. После душа не тщательно просушила волосы, поэтому надела на голову капюшон от толстовки, а сверху еще и от куртки, чтобы не простыть.
Зашла в супермаркет рядом с домом, взяла кефир на вечер и хлопья на завтрак. Зашла в подъезд и, поднимаясь на второй этаж, услышала какой-то шорох, а затем в подъезде погас свет. Я замерла между первым и вторым.
– Ну здравствуй, подруга! – Я узнала голос Черняевой.
Затем послышался топот по лестнице. Кто-то спустился, кто-то поднялся. Сразу видно, подготовились. Включились фонарики на телефонах, и свита Оксанки стала светить ими мне в глаза. А затем меня схватили за подбородок и сильно его сжали.
– Не рыпайся, милашка! – снова Черняева. Она повернула фонарик на свое лицо. – Испугалась? Это же я. Помнишь, я недавно тебя отметелила в подъезде. Так ведь? Ты же так сказала Соколу?
– Скажи еще, что не ты? – прищурилась я, придерживаясь своей версии.
Черняева поджала губы, глубоко вздохнула, затем резко переместила свою руку на мою шею и в сантиметре от моего лица проговорила:
– Я как мышь ходила по универу и даже не смотрела в твою строну, хотя и замечала ваши переглядывания! Егорушку злить не хотела своими приступами ревности! А тут он приезжает и заявляет, что расстается со мной из-за того, что я тебя выловила в подъезде и разукрасила твою мордашку! Представляешь? Мне. Это. Говорит. Когда. Я. Вообще. Ни. При. Чем.
Она сильнее надавила на мое горло. Я вцепилась в ее руку, пытаясь убрать, но Черняева оказалась довольно сильна.
– И знаешь, что самое интересное? Он меня даже слушать не захотел. Был уверен, что это сделала я!
Она резко отпустила меня. Я ударилась затылком об стену.
– А я уже неделю пытаюсь с ним поговорить, но он ни видеть, ни слышать меня не хочет. Мы из-за тебя расстались, понимаешь? – Оксанка снова схватила меня за лицо и надавила на щеки. – Из-за тебя, стерва малолетняя! – Она навела на мое лицо фонарик. – А я вот что подумала: ну, раз он бросил меня из-за того, что я тебе по харе съездила, тогда пусть хоть всё будет по справедливости! – И она ударила меня по лицу. Мою левую щеку словно кипятком окатили. – Ты не думай, что легко отделаешься. Я выкурю тебя сначала из универа, а потом из города. Вон, у девчонок спроси, они докажут.
– В прошлом году одна такая выскочка вылетела как пробка из универа, – сказала одна из них.
– И тебе осталось недолго, – еще кто-то посмеялся в темноте.
– Мы не любим, когда нашу подругу обижают! – Послышались шаги в мою сторону.
– Ой, как не любим…
– Оксанка, подсвети как нам.
Три фонарика выключились, остался только фонарь у Черняевой.
Меня схватили за куртку, стащили с головы капюшон, потащили за волосы вниз по лестнице и ударили головой об мусоропровод.
– Как там я тебя избивала, напомни? – выкрикнула Черняева. – Личико вроде тебе расцарапала?
Мне съездили по лицу, и я почувствовала соленый привкус во рту. От ударов горели щеки.
– Давайте, девки, мочите ее! Пусть знает, как крутить хвостом перед чужими парнями. Прижмите ее к стене! – скомандовала Черняева.
– А ну, сюда иди! – Меня схватили и прижали к стене. – Не рыпайся, а не то глаза выцарапаю.
Черняева водила фонариком телефона по моему лицу.
– Ты что, снимаешь?
– А что, мне теперь терять нечего. Точнее, некого. Завтра весь универ узнает, что бывает с выскочками вроде этой.
– Не рыпайся! – крикнула мне в лицо одна из ее подруг, когда я попыталась отвернуть лицо от камеры.
– Ну вот, посмотрите на нашу красавицу! – воскликнула Черняева. – Губы разбиты, щеки расцарапаны. Ой, а это что, кровь? Фу-у… Прямо изо рта течет кровь. И это еще только начало, друзья, дальше будет интересней. Алька, тебе не кажется, что у нее слишком шикарная шевелюра?
– Да-а, завидный хвост!
– Может, пора проредить?
– А что, можно! – И Алька запустила руку в мои волосы и дернула. В голову как будто впились сразу тысячи иголок.
– Не рыпайся, сказала! – крикнула она. – А то больнее будет!
«Не рыпайся, терминатор, а то больнее будет!»
«Ну, давай же, терминатор, расслабься!»
«Сейчас у тебя будет самый лучший первый раз!»
Эти фразы пробудили во мне вулкан. Я словно почувствовала, как по венам побежала горячая лава, как бешено заколотилось сердце, выбрасывая адреналин в бурлящую кровь. Теперь я стала способна остановить возле своего лица чужую ладонь, которая должна была нанести очередную пощечину, вывернуть тонкое запястье до хруста костей и оглушительно визга, пнуть ту, которая подбежала ко мне следующей, схватить за волосы еще одну и отшвырнуть к перилам. Сыпался отборный мат в мой адрес. Подбежала еще одна, и тут же