Одна на миллион - Елена Алексеевна Шолохова
А когда она меня заинтересовала? На корпоративе, наверное, даже несмотря на её гонор. Ну а потом, наоборот, стало жаль девчонку. Рязанов ведь наверняка долбил её, как нас с Ануфриевым в самые плохие дни, только её постоянно. Правда, помимо жалости было и раздражение – ну вот какого чёрта она не может взять себя в руки, заняться делом, проявить хотя бы минимум усилий? Не дура ведь. Зачем она добровольно катится на самое дно?
Тут, чтобы чего-то добиться, приходится землю рыть, а у ней такой трамплин, прямая дорогая в сказочное будущее. Но ничего ей не надо.
Порой так и хотелось взять её за плечи и встряхнуть как следует. Но опять же, не моё это дело. Хотя теперь и моё, отчасти. Так что когда я вызывал её, всякий раз настраивался на серьёзный разговор. Однако стоило ей войти ко мне, приблизиться, заговорить, взглянуть в глаза, и настроя серьёзного как не бывало…
Нет, говорил я всё строго по делу, ничего лишнего себе не позволял. Только кто бы знал, с каким трудом я сосредотачивался, какие мысли бродили у меня в голове…
Нет, лучше бы Сергей Иванович пристроил свою дочь к Ануфриеву, в отдел продаж. Всё равно ей абсолютно без разницы, где просиживать отмеренные рабочие часы. Зато мне бы глаза не мозолила, не сидела бы занозой в мозгу. Работалось бы спокойно. И жилось.
Вовлечь её, увы, в работу не получилось, даже не знаю, с чего вдруг я взял, что её можно как-то расшевелить. У неё же круг интересов страшно ограничен. Как там она сказала? Поесть, поспать и повеселиться – всё что ей от жизни надо. Чем она вообще могла меня привлечь? Хотя понятно, чем. И не будь она дочерью Рязанова, переспал бы с ней, да и успокоился. Но нельзя. Даже думать об этом нельзя. Хотя думать-то можно, но от этого только хуже. И не думать не получается. А самый парадокс в том, что чем отчётливее я осознавал, какая она избалованная, надменная пустышка, тем сильнее к ней тянуло. Хотя, что уж, прожжённой стервой её не назовёшь. Наоборот, была в ней какая-то детская непосредственность, что ли.
Чтобы не было искушения, я свёл наше общение к минимуму, насколько возможно. Даже больше – стал встречаться с Наташей из дружественного рекламного агентства. Хоть пар время от времени спускать, ну и, вроде как, клин клином вышибают...
Чёрт, свалилась же она на мою голову, да ещё как раз тогда, когда эта голова нужна мне трезвой и холодной.
А теперь, ко всему прочему, и конфликты пошли. Мне вот только для полного счастья разлада в коллективе не хватало!
Юля, конечно, та ещё интриганка, и приврать может, но тут ведь и Славик подтвердил. А он у нас парень самых честных правил. Да и всё это в духе Анжелы. У неё же все кругом плебеи, холопы, лакеи… Сплошная неистребимая спесь. Поставить бы её на место, чтоб, если уж сидит там как мебель, то пусть хотя бы коллектив мне не раскачивала, но это ведь утопия.
И что с ней делать? Как вот её в чувство привести? И себя заодно…
Дверь отворилась. Анжела.
Подошла. Движения у неё плавные, поступь мягкая, как у кошки. Даже такой, усталый и раздражённый, я почувствовал, как тотчас забурлила кровь, горячо заструилась толчками по венам.
Она села на тот самый стул, на котором только что сидела и плакала Юля. Руки на коленках сложила, как примерная первоклассница. Всё время из себя кого-то изображает, то снежную королеву, то покорную невинность. Тоже игра. Но если прежде меня это забавляло, волновало и даже нравилось, то теперь вдруг вызвало прилив злости.
30
Анжела
Соболев снова хмурился. То ли у него опять день не задался, то ли Юля наговорила лишнего.
Я села напротив него, выпрямилась, руки сложила на коленях и с самым безмятежным видом уставилась на него. Ни дать ни взять примерная ученица. Но он мой спектакль не оценил. Бросил на меня беглый взгляд, совершенно нечитаемый. Затем отшвырнул ручку на стол, заваленный бумагами. Чёрный с серебром parker, машинально отметила я.
Шумно выдохнув, он поднялся и прошёл к окну. Встал ко мне спиной, заложив руки в карманы. Постоял так пару минут, не говоря ни слова, потом вернулся, но не в своё кресло, а полуприсел боком на собственный стол с торца, так, что теперь возвышался надо мной. И смотреть мне на него приходилось снизу вверх, что не очень-то удобно.
– И что мне с тобой делать, Анжела? Работать ты не хочешь, поручения выполнять не желаешь, Юлю до слёз довела.
– Я хочу работать и поручения выполняю, – возразила я. – А Юле надо к врачу, нервы подлечить, если она на пустом месте в слёзы ударяется.
Я снова подняла на него глаза, и мне показалось, что Соболев смотрел на меня с раздражением. Даже злостью. Это обидно!
– В самом деле? – изогнув бровь, иронично спросил он. – А что там с «Немезидой»?
– Туда я не поеду, – отрезала я.
– Что ж так?
И как я ему должна ответить? Хозяин «Немезиды» оскорбил меня, потому что его отец был любовником моей матери и по её наставлению украл их деньги и хотел вместе с ней сбежать заграницу? Нет, такие вещи и в близком кругу обсуждать не рвёшься. Да что там, даже наедине с самим собой не хочешь это вспоминать. А уж вытряхивать грязное бельё перед посторонним, а тем более перед Соболевым – нет, нет, нет!
– Просто не хочу туда ехать и всё тут, – упрямо повторила я.
Соболев чуть прищурился и теперь смотрел холодно.
– На работе нет такого понятия – хочу или не хочу, – произнёс он сухо. – Есть задания, которые необходимо выполнять, нравится оно тебе или нет. К тому же, ничего сложного, насколько знаю, тебе не поручали. Самое простейшее, не требующее ни стараний, ни способностей.
– Для дур, короче, – резюмировала я.
Он молча развёл руками, мол, да, увы. И я обиделась ещё больше. Да кто он такой, чтобы записывать меня в дуры? Если меня их железки не интересуют, это ещё ничего не значит. У меня, между прочим, в школьном аттестате всего одна тройка.
Я поднялась, встала перед ним. Вообще, Соболев меня
