Его запретная малышка - Ольга Дашкова
— Я не могу встречаться со студенткой.
— А ты встречаешься?
— Конечно, у меня есть девушка — вот уже как пять дней. И если честно, ревную ее страшно, хочу запереть в своей квартире, научить жарить картошку и варить макароны, но у нее очень строгий папа, думаю, оторвет яйца и пожарит их сам.
Маша смотрит, почти не моргая. Серьезная такая.
— Я твоя девушка?
— Из всего моего словесного поноса ты выделила главное, ты умница. Конечно, моя девушка, моя малышка, желанная, нежная, страстная, невероятно красивая девушка.
Обнимаю крепче, горю рядом с ней, реально хочется схватить свою добычу и унести в пещеру.
— А что за ревность?
— А что за Анри?
— Пф… нашел к кому ревновать.
— А есть кто-то еще?
Теперь серьезен я.
Ревность вспыхивает во мне моментально, не думал, что я такой собственник в этом плане, всегда считал, что доверие — вот что является основой отношений, доверие не даст повода для подозрений и ревности.
— Нет. И не было. Был только ты, — она так это произносит, что я теряюсь. Действительно, был только я — был первым с ней во всем, черт, это реально дорого и ценно.
— Моя славная девочка, — целую, обхватив ладонью затылок, кусаю ее мной же искусанные губы. — Ты такая сладкая, словно булочка.
— Я ела батон.
— Объедала уток?
— Да.
Смеемся вместе как ненормальные, я не знаю, что она чувствует ко мне, но то, что происходит со мной — такого не было никогда. Мне сейчас не тридцать три года, а все восемнадцать и я по уши втрескался в эту девочку.
Я принимал совсем другие эмоции за чувства. Я и на Еве-то женился, потому что было пора, пришло время, мне исполнилось тридцать, девушка подвернулась красивая и строптивая.
— Тебе не обязательно увольняться, я не хочу этого. Какой мне тогда смысл ходить на пары?
— Смысл есть, надо учиться, ведь ты это любишь.
— Хочу быть бунтаркой и нарушать запреты. Ты знаешь, я все время жила правильно, ну, я так думала, что правильно. Слушалась отца, он очень строгий, но любит нас с Дашкой. Но при этом во мне такое огромное чувство вины перед ним за то, что мама ушла, родив меня.
— Что за глупости ты говоришь? Это не так, точно не так.
— Да знаю, что это глупо, но все равно это чувство — оно есть. И вот я все стараюсь быть лучшей, идеальной, собранной, умной, чтоб он гордился мной, чтоб уход мамы был не напрасным.
Маша плачет, больно смотреть на ее слезы, стираю их с лица, целую глаза, щеки. Какая она все-таки маленькая девочка, которой нужна забота, ласка, внимание.
— Все, Маня, все, не плачь. Такое бывает, я верю, нужно отпустить себя и не пытаться кому-то что-то доказать. Ты и так лучшая, самая лучшая малышка на свете. Моя малышка.
Маша обнимает меня, сидим так несколько минут, слушаю ее дыхание, чувствую, как часто бьется сердечко на моей груди. Точно надо увольняться, в самом начале учебного года еще не так страшно, можно найти замену.
Смотрю в сторону: там, в конце аллеи, ходит парень и продает яркие надувные шары, решение приходит моментально.
— Маня, ты посиди здесь. Только никуда не уходи. Хорошо?
— Что случилось?
— Я мигом, пять минут.
Несусь по аллее, сворачиваю за угол, туда, где цветочный киоск.
— Мне вот этих, розовых — все, что есть.
— Здесь тридцать пять штук. Упаковать?
— Нет, давайте так.
С длинных стеблей роз капает вода, прижимаю всю охапку. Нежно-розовые розы для моей нежной, но с острым характером, как шипы у цветов, девочки. Несусь обратно, покупаю у парня все шары, они как радуга на синем небе. Машке понравится. Бегу, чувствуя, как из меня выплескивается счастье.
— Маня, — пытаюсь отдышаться, Маша смотрит удивленно, но улыбается, прижимая руки к груди. — Это все тебе.
— Просто так?
— Конечно, нет, у меня на тебя большие планы.
Вручаю розы, девушка на самом деле выглядит удивленной, смотрит так, словно ей никогда не дарили цветов и шаров. А я готов хоть утку поймать для нее сейчас.
— Спасибо.
— Пойдем быстрее домой, сейчас доставка из ресторана приедет, утки спасены и сыты.
— У тебя есть ваза?
— Точно есть ведро, Маня, все, полетели.
Она смеется — так звонко и открыто, что меня окончательно накрывает.
Я, кажется, влюбился.
Глава 26 Маша
— Кого мы видим? Мария Владимировна осветила своим появлением наши серые студенческие будни и скучные пары.
— Леманн, тебе не с кем было тренироваться в остроумии?
Не обращаю внимания на подколы Серафимы, сажусь к девочкам, Вера смотрит взволнованно. Я, конечно, плохо поступила, что не отвечала на ее звонки и сообщения, но совсем не было времени и сил.
— Маш, все хорошо? Я волновалась.
— Все просто отлично, моя милая Вера. Как, кстати, твои дела, есть изменения в личной жизни?
Вера загадочно улыбается, опускает глаза, замечаю на ней новую блузку и стильный пиджак. Виктор наверняка позвонил и позвал мою подругу на свидание, вон как щеки горят. Надо потом поговорить нормально с ней.
— Ой, да какая у нее личная жизнь в общаге, Маш, я тебя умоляю.
— Ну а у тебя что нового, королева курса? — перевожу разговор на Серафиму, чтоб мне не задавала много вопросов.
Сима театрально заводит глаза под лоб, обмахивается конспектом, садится на парту, так что становится видна резинка чулок.
— Скука и тоска, Денис Олегович болел, пары заменили, эта зануда, Витальевна в гроб вгонит своими таблицами и диаграммами.
— Заболел, да ты что? Бедненький. Что это с ним такое случилось?
Задаю вопрос, сама роюсь в сумке, стараюсь не рассмеяться, ищу телефон. Надо бы распустить и просушить волосы, они все еще
