Сто и одна ночь (СИ) - Славина Анастасия

Глеб опустился перед ней на корточки. Внутри у него все клокотало — даже картинка перед глазами пульсировала, — и от того, что Ксения испытывала его, проверяла его границы, это ощущение только усиливалось.

— Ложись и спрячь ладони под подушкой! — приказал он — едва ни выкрикнул.

В ответ Ксения склонила голову набок — и улыбнулась.

Глеб ударил себя ладонями по коленям, вскочил, рванул в коридор — и вернулся оттуда с кашне.

— Эй, Стрелок! — Ксения усмехнулась, когда он крепким узлом, почти до боли, связал ей запястья за головой. Но в ее насмешке уже появились нотки страха.

— Закрой глаза — иначе я сделаю это сам — твоими же чулками, — процедил Глеб, резкими движениями стягивая их с Ксении.

— Что ты творишь?!

— И рот закрой!

Он смотрел на нее, обнаженную, беспомощную, доступную, со связанными руками и закрытыми глазами, и гнев в нем постепенно оседал. Глеб искал в ее позе, мимике, выражении лица то, что показало бы, — ей плохо, больно, страшно, она не хочет. Но нет. Напротив, ее приоткрытые губы говорили об обратном.

— Раздвинь ноги… — Глеб подождал — всего несколько секунд — и жестко повторил: Я сказал. Раздвинь. Ноги.

Ксения послушалась.

Глеб провел ладонью в миллиметрах от ее лица, над шеей, ключицами, сжавшимися соками, покружил над сексуальным животиком, который в напряжении ожидал прикосновения; затем ниже — над завитушками волос… Потом, после волнующей паузы, он коснулся языком нежного розового бугорка, скрытого под ними. Ксения дернулась, застонала — и Глебу пришлось прикрыть глаза, чтобы хоть немного замедлить лавину желания, которая накрывала его.

Стараясь не касаться Ксении, он поднялся выше, прикусил один ее сосок, затем — другой, поцеловал в шею, сжал зубами мочку уха. В его действиях не было нежности — Глеб все еще злился — и он очень хотел, чтобы Ксения это почувствовала. Но злость не умаляла его любви — и Глеб хотел, чтобы Ксения чувствовала и это.

Секундное колебание — и он вошел в нее пальцем. Почувствовал, насколько там горячо и влажно, — и тотчас же добавил еще один. Он никогда так не делал с Ксенией и не знал, понравится ли ей, но сейчас, в первую очередь, понравиться должно было ему.

Продолжая ритмичные движения рукой, наслаждаясь стонами Ксении, он покусывал ее сосок — сильно, но не настолько, чтобы ей было по-настоящему больно. Глеб считал себя достаточно взрослым, чтобы не разбрасываться словом «никогда», но сейчас оно было уместно. Глеб знал, что никогда не сделает Ксении больно. По крайней мере, осознанно.

— Дальше сама…

Глеб развязал ей руки и теперь ласкал ее — по-прежнему, лишь губами и языком — пока она ласкала себя. И вместе с ее окончательным, разрывающим его нервы «ааах!», вместе с ее сладкой судорогой, кроме испепеляющего желания, Глеб почувствовал безграничную любовь и нежность.

Он поцеловал Ксению в губы, чтобы передать ей эти ощущения. Ее ресницы дрогнули, Ксения открыла глаза — и Глеб увидел, что она испытывает то же самое.

Разве такое возможно?!.

Ксения приподнялась на локте и склонилась над Глебом. Он желал ее до внутреннего озноба, до умопомрачения — и не скрывал этого. Ксения нежно улыбнулась и завязала кашне ему глаза.

— Теперь твоя очередь, Стрелок…

Граф откашлялся.

— Значит, Глеб так и не узнал, зачем Ксения встречалась с Ланой?

Я ответила не сразу. Мне требовалась пауза, чтобы соврать, потому что правдивый ответ был таков: я остановилась вовсе не потому, что дорассказала отведенный на сегодня фрагмент. А потому, что во время прошлой интимной сцены между Ксений и Глебом горячие пальцы Графа сжимали мои соски — и сейчас мое тело изнывало по тем ласкам. Продолжи я — и мой голос меня бы выдал.

Я опустила лоб на руль. Что же такое со мной творится?.. Я же умом все понимаю: нельзя! Но телу мои доводы безразличны. Оно словно намагничено пальцами Графа…

Конечно, я справлюсь со своими желаниями.

Перетерплю.

Но какой ценой?..

Прохладный пластик привел меня в чувство. Снова взяла бинокль. Граф стоял у плиты — на том же месте, где я кормила его креветками. Он положил ладонь на столешницу там, где тогда о нее опиралась я.

В своих мыслях Граф оказался так далеко, что забыл о своем вопросе.

Я первой нарушила изнурительное для души и тела молчание.

— Это же Глеб — он всегда получает то, что хочет.

— Уже была глубокая ночь, но эти двое еще не спали.

Глеб зажег свечу на полу, лег рядом с Ксенией и подпер щеку ладонью. Другой рукой он гладил свою любимую женщину по волосам, перекинутым через плечо. На ее лице блуждала сонная, нежная улыбка. Глебу же, напротив, спать не хотелось.

— Зачем ты встречалась с Ланой? — повторил он свой вопрос.

Ксения вздохнула — но не тяжело, скорее, задумчиво. Она по-прежнему смотрела ему в глаза.

— Все еще думаешь о ней?

— Я думаю о тебе.

Она улыбнулась еще шире — и Глебу захотелось макнуть губы в эту улыбку — но он сдержался.

— Я должна была убедиться, что кто-то позаботится о тебе, если… — Ксения не договорила.

Отблеск свечей в ее глазах словно потускнел. Холод мгновенно сжал сердце Глеба.

— Ты больна?

— Нет, что ты!

— Ты бросишь меня?

Ксения колебалась всего мгновение.

— Это вопрос из будущего, Стрелок. А мы с тобой живем настоящим.

— То есть бросишь?! — Глеб выпрямился.

— Послушай, Стрелок… — Ксения провела подушечками пальцев по его подбородку — и Глеб почувствовал легкий озноб удовольствия. Она же его, словно кота, приручила… — Видишь это кольцо? — Ксения повернула ладонь так, чтобы аметист поймал отблеск свечи — и вспыхнул. — Оно принадлежало моей матери, до этого — моему деду. А до этого — прабабушке. Если ты поможешь мне на вечеринке — если мой план осуществится — я подарю тебе это кольцо. А ты когда-нибудь подаришь его нашей дочери. Или дочери нашего сына. Потому что, Стрелок, волшебство именно так и работает.

Глеб не знал, что ответить. Он просто смотрел на нее во все глаза, с приоткрытым ртом, и чувствовал, как больно и громко колотится его сердце — до звона в ушах.

— Я верю в волшебство, Ксения, — только и смог произнести он.

— Я тоже верю, Стрелок, — и Ксения задула свечу.

— Над ними словно Дамоклов меч висит, — заявляет Граф.

Спохватываюсь, вырываюсь из своих мыслей — и замечаю, что окно на кухне Графа не горит — словно Ксения задула свечу и у него. Мечусь взглядом от одного окна к другому — везде темнота, ни отсвета. В легкой панике смотрю на крыльцо — мне кажется, Граф рассекретил меня, — и сейчас рывком откроет дверь моей машины… Но вот на тротуар падает светлый прямоугольник — зажглось окно в спальне Графа. Миг — и прямоугольник тускнеет — Граф задернул штору.

Я всплескиваю руками. Слишком рано. Я еще не готова проститься. Кто знает, увидимся ли мы еще и — если да — то при каких обстоятельствах.

— Крис, ты не уснула там?..

— Нееет… — я выпрямляюсь. Трясу головой. Спина затекла, шея словно деревянная. Незавидна жизнь шпиона… — Откуда у вас взялись мысли о Дамокловом мече?

— Просто… Ксения с Глебом так долго шли к своему счастью, с таким трудом его обрели — и как раз накануне события, которое может перевернуть их жизни. По законам жанра, ничего у них не выйдет.

— Я не писательница, законы жанра меня не интересуют.

— Мы все живем по законам жанра, моя милая Шахерезада. Вопрос только в том, какой это жанр.

Он прав, и от этого я чувствую в теле легкую дрожь — так бывает, когда осознаешь, что в твоей жизни присутствует мистика и ты не властен над своей судьбой.

Это все ночь.

И нежелание прощаться с Графом.

Но и то, и другое обязательно пройдет.

— Сладких снов…

— Это просто бизнес, — перебивает меня Граф.

Я закрываю рот, так и не закончив фразу. Морщусь, пытаясь понять, что я упустила.

— Ты спрашивала меня, зачем я пишу книги, которые ломают человеческие судьбы. У меня есть заказчики. Вернее, были. У каждой книги — кроме той, которую я пишу сейчас — были заказчики. Мои красивые истории устраняли конкурентов одних людей и решали личные вопросы других. Только деньги.