Элиф Шафак - Честь

Но Эдим, не слушая его, ускорил шаг. Он почти бежал, точно за ним гнались. Только на этот раз его преследовала вовсе не свора бродячих собак. Джамилю он отыскал в доме по соседству. Вместе с женщинами разных возрастов она ткала ковры. Увидев, что он заглядывает в окно, женщины принялись хихикать и прятать свои лица. Джамиля резко вскочила и выбежала на улицу.

– Что ты здесь делаешь?! – воскликнула она. – Ты меня позоришь!

– Позорю? Да, без позора здесь не обошлось, – процедил Эдим. – Именно это слово лучше всего подходит к тому, что случилось.

– Да что такое случилось?

– А об этом мне должна рассказать ты. Странно, что ты так долго молчала.

Взгляд Джамили стал жестким и непроницаемым.

– Хорошо, если ты этого хочешь, давай поговорим.

Они прошли на задний двор, где в тандыре недавно пекли лепешки. Огонь уже погас, но несколько искр по-прежнему посверкивали в груде пепла. Зеленые островки травы напоминали, что приход весны неизбежен.

– Твой отец сказал, что ты, возможно, не девственница.

Эдим не собирался говорить так откровенно и резко, но слова вырвались сами собой.

– Он так сказал? – спросила Джамиля, избегая смотреть ему в глаза.

Эдим ожидал бурной реакции, ожидал, что она будет протестовать, возмущаться, убеждать его в своей непорочности, а в качестве последнего аргумента разразится рыданиями. Но Джамиля была до странности спокойна.

– А ты? – спросила она, глядя ему в лицо.

– Что – я?

– Что ты на это ответил?

Подобного вопроса Эдим никак не ожидал.

– Я хочу знать правду! – заявил он.

– Все зависит от того, что ты хочешь считать правдой.

Ком ярости, горький, как желчь, подкатил к его горлу.

– Заткнись. Хватит меня дурачить.

– Но я не думала тебя дурачить, – пожала плечами Джамиля, и во взгляде ее красивых глаз мелькнула усталость. – Ты будешь любить меня, если это правда?

Эдим молчал. Он хотел сказать «да», но язык не слушался. Не в силах смотреть на нее, он отвернулся и уставился на вершины далеких гор.

– Похоже, мне вряд ли доведется увидеть золотые тротуары Стамбула, – долетел до него ее тихий голос.

Остаток этого дня Эдим провел в терзаниях и спорах с самим собой. Он без устали кругами расхаживал по деревне и не замечал, что жидкая грязь густо облепила его ботинки. Время от времени он поднимался на холм, откуда был виден дом Джамили, и смотрел на двор, где встретил ее в первый раз. С тех пор как он приехал в эту забытую Аллахом деревню, прошло пять дней. За эти пять дней жизнь его совершила такой резкий поворот, что уже не могла вернуться в привычное русло.

Какая-то часть его существа отчаянно желала пойти к Берзо и заявить, что ему наплевать на эту грязную историю. Он любит Джамилю и верит, что она любит его тоже. Все остальное не имеет значения. Он женится на ней и увезет отсюда, как и обещал.

Но другая его часть была исполнена опасений и сомнений. Джамиля ничего не отрицала, не клялась в своей невинности, ее молчание наводило на тревожные мысли. Что, если она действительно не девственница? Неужели всю оставшуюся жизнь он будет томиться под гнетом этого подозрения? Что скажет его старший брат Тарик, когда узнает, что он выбрал в жены девушку с запятнанной репутацией? Разве честь их семьи мало пострадала после побега матери?

Тарик! Придется объяснить ему, в какую запутанную ситуацию он попал. Ведь сейчас он уже наверняка получил телеграмму. При одной мысли о предстоящем объяснении со страшим братом внутренности Эдима болезненно сжались. Он не может вернуться в Стамбул и заявить, что его брачные планы рассыпались, как замок из песка. Поступи он так, брат сочтет его сумасшедшим. Несколько часов спустя, когда Эдим вошел в дом городского головы, у него уже созрело решение. Хозяин ждал его, покуривая трубку.

– Привет, горожанин! Ну что, решил, что деревенские девушки не для тебя?

– Вовсе нет, – возразил Эдим. – Я решил жениться и не откажусь от своего намерения.

– Вот как? – В глазах деревенского головы вспыхнуло удивление. – Не ожидал от тебя такого, парень. Я думал, ты откажешься от Джамили.

Повисла томительная пауза.

– Я не собираюсь жениться на Джамиле, – нарушил молчание Эдим. – Я возьму другую.

– Что?

– У нее есть сестра-двойняшка. Я женюсь на ней.

В глубине души Эдим понимал, что, несмотря на показную смелость и решительность, на самом деле он должен чувствовать себя ужасно. Но, как ни странно, ничего подобного не было. Откровенно говоря, он вообще не испытывал никаких чувств. Разве ощущает боль ветка, унесенная бурным потоком? Или сухой листок, подхваченный ветром? Таким листком казался себе Эдим – и в тот день, и в бесчисленные дни, которые за ним последовали.

У Триппи сегодня плохой день. Здесь у нас бывают только плохие дни, сносные дни и дни, когда тебе все пофиг и ты чувствуешь себя машиной, потерпевшей аварию. Как ни странно, эти дни не самые худшие. Ты просто становишься растением, ничего не делаешь, ни о чем не думаешь. Ты туп, как репка. В такие дни тебе наплевать, что ты заживо гниешь в выгребной яме. Наплевать, есть ли рядом кто-то, кто может о тебе позаботиться. Тебе наплевать на весь мир. В сносные дни, как следует из их названия, все более или менее сносно. Плохие дни, естественно, самые паршивые: у тебя буквально едет крыша.

Календарь – самое дурацкое изобретение на свете. Если, как утверждают, время летит, то скорость его постоянно меняется. Неплохо было бы придумать календарь, который это учитывает. Например, сносные дни были бы там белого цвета и равны одной условной единице. Аварийные дни – красного цвета и равны двум условным единицам. А плохие дни – черного цвета и равны трем условным единицам.

Тогда было бы ясно, что парень, у которого весь месяц были одни плохие дни, на самом деле прожил в три раза больше, чем тот, у которого все дни были сносные. Можно сделать простой арифметический подсчет, и станет понятно, почему одни люди стареют быстрее, чем другие. Что касается меня, с тех пор, как я сюда попал, плохих дней было столько, что мой календарь был бы сплошь замазан черной краской. Краской, похожей на сурьму, которой мать подводила глаза.

Жена Триппи потребовала развода. Он знал – как знаю это я и все, кто очутился в нашей выгребной яме, – что рано или поздно это неизбежно случится. И все же, когда это произошло, мы все были в шоке. Хотя в разводе нет ничего шокирующего. Разводы и расставания – самое обычное дело на нашей бренной земле. Тем не менее мы должным образом изобразили потрясение – ради Триппи. Когда парень узнает, что его жена завела шашни с его лучшим другом, глупо говорить: «Ну, я-то давно догадывался, что она отмочит что-нибудь в этом роде». Если ты ляпнешь такое, бедняга почувствует себя в полном дерьме. Решит, что люди считают его недоумком, которому смешно надеяться, что жена будет ждать его из тюряги.