Эдна Фербер - Плавучий театр
Глава девятая
В этот день Магнолии суждено было впервые увидеть Гайлорда Равенеля — элегантного бездельника, отлично сшитый костюм которого издали казался шикарным, а в действительности был уже сильно поношен. Обладая исключительным изяществом, он производил впечатление богатого человека. Только при ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что дорогое сукно его костюма потерто, на тонком полотне рубашки кое-где дырки, а шляпа — красивая серая шляпа, надетая немного набок, — довольно грязна. С палубы «Цветка Хлопка» его можно было принять за сына какого-нибудь богатого луизианского плантатора. В тот момент это был только промотавшийся игрок. Все его состояние заключалось в очаровательной тросточке с набалдашником из слоновой кости, с которой он ни за что не расстался бы, так как она была его талисманом и приносила ему счастье (правда, счастье временно изменило ему, но, как истый игрок, он верил, что в ближайшем будущем его ждет удача). Второю вещью, которой он дорожил, было кольцо с голубым бриллиантом.
Беда Гайлорда Равенеля заключалась не только в том, что он был без гроша. Через несколько часов он должен был покинуть Новый Орлеан, раки, креолки, розы и вино которого ему были очень по душе. Со всем этим ему надо было распрощаться, во-первых, потому что начальник полиции Нового Орлеана, Валлон, охваченный внезапным припадком добродетели, приказал всем профессиональным игрокам в течение двадцати четырех часов покинуть город, а во-вторых, потому что Гайлорд Равенель год тому назад совершил убийство.
Нет, это не было хладнокровное убийство или убийство в порыве бешенства — инстинкт самозащиты заставил его спустить курок за секунду до того, как это неминуемо сделал бы его противник. Это было доказано, и суд оправдал его. Тем не менее суровые власти Нового Орлеана не желали терпеть его присутствия в городе. К вечеру он должен был уехать во что бы то ни стало.
Равенель вовсе не собирался в Новый Орлеан. Он занял свое место на «Леди Ли», не имея ни гроша в кармане, но полный самых радужных надежд. На пароходе он рассчитывал отыграться. К несчастью, он был слишком честным и слишком увлекающимся игроком. Кроме тросточки с набалдашником из слоновой кости, стоимость которой была невелика, он был еще владельцем, как выше упомянуто, дорогого кольца с большим бриллиантом голубоватой воды, которого он никогда не носил. Оно напоминало ему дни удачи в картах и — что было гораздо существеннее — представляло собой большую ценность, а следовательно могло его выручить в минуту крайнего невезения. На пароходе он шесть раз проигрывал это кольцо и шесть раз снова отыгрывал. Игра так увлекла его, что он не заметил, как проехал Начез, где собирался высадиться. Когда он опомнился, вдали уже светились огни Нового Орлеана. Он принужден был сойти.
На сходнях его остановил какой-то человек с глазами, блестящими как бусинки. В произнесенных шепотом словах, с которыми он обратился к Равенелю, как будто не было ничего враждебного.
— Дайте срок! Ведь двадцать четыре часа еще не прошли, надеюсь?
— Не обижайтесь, Гай, — сказал его собеседник, зорко осматривая всех пассажиров, теснившихся на сходнях. — Я просто предупредил вас, что могут выйти неприятности. Вы знаете Валлона.
Позднее, когда Гайлорд пришел к Валлону, тот сказал ему:
— Прошу вас запомнить, Гай, что завтра вечером в этот самый час… — Он многозначительно посмотрел на одежду Равенеля. — Хотите сигару? — спросил он.
Сигара эта была так же тонка, бледна и помята, как тот, кому он ее предлагал. Натянутые нервы Равенеля жаждали табака, однако взгляд его выразил презрение. Ни один человек, преследуемый судьбой и правосудием, не дерзнул бы так насмешливо поднять правую бровь, как это сделал в ту минуту Гайлорд Равенель.
— Как вы называете этот предмет? — спросил он.
Валлон посмотрел на то, что было у него в руках. Он не обладал слишком большой сообразительностью.
— Сигарой, — ответил он.
— Вы оптимист! — заявил Равенель.
Помахивай своей неизменной тросточкой, Гай спокойно вышел из кабинета начальника полиции.
Теперь он стоял на набережной Нового Орлеана, печально прислонившись к большому деревянному ящику. Гайлорду Равенелю было двадцать четыре года, он был красив, изящен, весел и немного жалок.
Он с некоторым удовольствием наблюдал за тем, как экипаж «Молли Эйбл» проталкивает плоскую, неуклюжую тушу «Цветка Хлопка» среди столпившихся в беспорядке пакетботов, барж, пароходов, буксиров и прогулочных яхт. Он перекинулся несколькими фразами с Шульци, в то время как тот с письмом в руке с нетерпением ждал, чтобы «Цветок Хлопка» был введен в док и поставлен на якорь. Равенелю не раз приходилось видеть плавучие театры на Миссисипи и Огайо, но он никогда не вступал в разговоры с актерами. Когда Шульци сообщил ему, что играет любовников, Равенель отнесся к этому скептически.
— Любовников! — воскликнул он, пренебрежительно рассматривая его морщинистый лоб, плохо выбритые щеки, тусклый взгляд и небрежный туалет.
Шульци, как бы извиняясь, пожал плечами:
— Я знаю, что мало похож на любовника. Но я очень расстроен и только что выпил несколько рюмок виски. У нас в театре спиртные напитки строжайше запрещены. Я сейчас получил известие о том, что моя жена заболела и лежит в больнице.
Равенель постарался выразить ему сочувствие:
— В Новом Орлеане?
— Нет, в Литл-Роке, в Арканзасе. Я еду к ней. Это подлость с моей стороны. Но что поделаешь!
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Равенель, слегка заинтересовавшись судьбой расстроенного актера.
— Своим отъездом я очень подвожу театр. Без меня им будет очень трудно. Я…
В этот момент Шульци увидел, что «Цветок Хлопка» подошел к самой пристани, он замолчал и, даже не попрощавшись, сделал было несколько шагов в сторону парохода. Потом внезапно обернулся к Равенелю.
— Случалось ли вам играть?
— Играть?
— Играть на сцене. Может быть, вы актер?
Равенель откинул свою красивую голову и разразился таким веселым смехом, на который еще десять минут тому назад он счел бы себя совершенно не способным.
— Я? Актер? Я?..
Вдруг он перестал смеяться. На лице его появилось выражение задумчивости:
— Да, конечно, да!
Он сощурился, посмотрел на Шульци и небрежно дотронулся элегантной тросточкой до кончика своего поношенного, но хорошо вычищенного сапога.
Никому не пришло бы в голову, что этот человек находится под надзором полиции.
Шульци отошел от Равенеля. Вскоре на смену ему явился сам капитан Хоукс.
