Француаза Бурден - Хрустальное счастье
– Мне хотелось бы отдохнуть один год в Валлонге.
– Один год? – повторил Винсен недоверчиво. – Но это касается тех, кто много работал! Не хочешь ли ты сказать, что тебе нужна передышка? И почему Валлонг, это на другом конце Франции!
– Это рай. И потом там мама и Ален.
– И что? Ты же не будешь прятаться в юбках матери? Что касается Алена, он ничего не может для тебя сделать.
– Я не столь уверен. Его страсть к земле достаточно… заразительна. Я знаю, что ему пришлось бороться с дедушкой, чтобы воплотить в жизнь свои идеи, но мир изменился, ты не покончишь со мной так же.
– Покончишь? Что это за жаргон? Ты хочешь, чтобы Ален взял тебя земельным рабочим с моего благословения?
Раздраженный, Винсен подошел к Мари, готовый призвать ее в свидетели. Однако обратился сначала к Беатрис:
– Я глубоко опечален, мадемуазель. На самом деле я думаю… Пойдемте со мной, секретарь Мари назначит вам встречу.
Дружески, но сдержанно он положил ей руку на плечо и повел к двери. Вынужденная идти перед ним по коридору, Беатрис почувствовала, что не может сопротивляться, и решила бросить Виржиля на растерзание судьбы. Они остановились в большом холле перед столом регистратуры, девушка разговаривала по телефону, но тут– же прервалась.
– Мэтр Морван-Мейер примет мадемуазель в начале недели, подберите ей время в часы приема…
Когда он наклонился к одному из ежедневников, пытаясь прочитать вверх ногами, у Беатрис наконец-то появилось время его рассмотреть. Прямой кос, светлые глаза, обрамленные длинными ресницами, высокие скулы, две морщины, которые отмечали его впалые щеки: его профиль ей понравился…
– Вот, – сказал он, протягивая ей карточку – Во вторник в десять часов, подойдет?
Его внимание было очень приятно ей, если только это не было простой вежливостью.
– Очень любезно с вашей стороны, месье, – пробормотала она.
Она, безусловно, должна была сказать ему что-то еще, чтобы он не подумал о ней ничего такого и не забыл о ней, как только она уйдет.
– У Виржиля ничего не получится, если он продолжит в том же духе, – добавила она второпях. – Я вела у него семинары в этом году: по-моему, он ненавидит право.
– Возможно. Потом, это ведь не передается по наследству!
Чтобы смягчить сухость своей реплики, он улыбнулся и уточнил:
– Он не должен был просить вас служить ему громоотводом… Какое ребячество!
Он проводил ее до выхода и открыл дверь. Не задумываясь, она повернулась к нему и протянула руку.
– Буду ли я иметь честь видеть вас здесь во вторник? – поинтересовалась она с искусственной непринужденностью.
– Меня? Нет, я здесь не работаю, я…
– Я знаю, вы господин судья. Все это знают. Она решительно задержала его руку на две секунды дольше и исчезла в подъезде здания.
Тифани и Лея подняли стаканы, чтобы выпить.
– За нас! – сказали они одновременно.
Одни в просторной кухне они открыли бутылку мюскаже, чтобы отметить свое недавнее поступление в университет. Тифани собиралась учиться на юридическом факультете, в традициях семьи, а Лея хотела углубиться в медицину, к большой радости дяди Готье. Кому-то в этом поколении надо было принять эстафету, но не это было причиной ее выбора, она действительно чувствовала себя увлеченной науками, в которых всегда добивалась отличных результатов. Тремя месяцами раньше она попросила разрешить ей присутствовать на операции в качестве простой зрительницы, и опыт ее воодушевил. Добросовестный Готье не скрыл от нее всех трудностей, которые ее ожидали, и одновременно всех радостей. Он обожал свою профессию, о которой мог говорить лирически, и по окончании их разговора она окончательно убедилась в правильности выбора.
По радио глухо звучала песня Франсуазы Арди, которую они не слушали, откровенничая.
– Виржиль сошел с ума. Уехал, ничего не сказав, папа способен отправиться за ним даже в Валлонг! – воскликнула Тифани.
– Он поехал на поезде?
– Да. Так как у него почти не было денег, мне пришлось ему одолжить.
– Ну да, когда Винсен узнает, стекла задрожат! – заключила Лея.
Тифани пожала плечами, смирившись. Она не боялась отца, которого безгранично любила, и который всегда был очень мил с ней; тем не менее, накануне Виржиль вызвал у него такую ярость, что его голос гремел по всему особняку несмотря на закрытые двери. После того как молодой человек наконец вышел из гостиной очень бледный, он укрылся в своей комнате и собрал чемоданы.
– Я не могла ему отказать, – пробормотала Тифани. – Нужно было видеть его лицо сегодня утром… Мне кажется, он не спал всю ночь.
Когда брат к ней постучался незадолго до шести, Сирил только что ушел, и она почувствовала беспокойство при мысли, что они могли столкнуться.
– О чем ты думаешь? – спросила Лея. – Я ненавижу этот блаженный вид, ты как будто мечтаешь об очаровательном принце!
– Кто знает.
– Да нет, не ты, моя старушка, ты слишком земная, ты приведешь нам парня с нужными анкетными данными, и, таким образом, у твоего отца будет повод порадоваться.
Они всегда прекрасно понимали друг друга, потому, что были одного возраста и являлись единственными дочками среди четырех непоседливых мальчиков.
– Что за повод, мои дорогие? – спросил Винсен, входя в кухню. – Есть хорошая новость, которой я не знаю?
Мари, которая шла за ним, заметила бутылку.
– Пьянствуете перед ужином?
– Просто немного белого вина, мама…
– Ты дашь нам попробовать? – попросил Лею Винсен.
Он посмотрел на нее ласковым взглядом, на который она ответила широкой улыбкой. Он все время уделял ей особое внимание, играя роль главы семейства, которую он взял на себя. Ибо хотя Мари и была хорошей матерью, ее дети нуждались в мужском внимании.
Пока он искал стаканы в буфете, Мари села на лавку, краем глаза наблюдая за дочерью. Она находила ее все более красивой, но не могла на нее смотреть, не думая об Эрве. Сходство становилось кричащим, невозможно было его не заметить.
– Пап, – пробормотала Тифани, – Виржиль просил тебе передать, что…
– А сам он не может сказать?
Винсен повернулся уже злой, и Тифани закончила, вздохнув:
– Он поехал к маме.
– В Сен-Реми? Он мог бы меня предупредить, он определенно не слишком смелый! Когда он должен вернуться?
– Я не знаю… Не сразу, я думаю… Ну, не раньше, чем через несколько недель… или несколько месяцев.
Озадаченный, Винсен мгновение помолчал и покинул кухню, не проронив ни слова.
– О, впереди прекрасный вечер, – вздохнула Мари. – Так, девочки, вы начинаете готовить ужин.
После смерти Клары кухарка работала только на полставки, как и уборщица, и каждый вносил свой вклад, даже Мадлен, составляя меню. Мари печально посмотрела на двух девушек, прежде чем отправиться на поиски Винсена. Она нашла его в будуаре на втором этаже, как и ожидала, он набирал номер.
