Барбара Виктор - Друзья, любовники, враги
Потом она положила трубку и повернулась к Маури.
— Завтра в четыре, и — ни слова о Риме.
— Тебе удастся и это, уверен! — сказал Маури. Сцепив руки на затылке, он откинулся к спинке стула и с внезапным смущением спросил:
— Я пригласил бы тебя позавтракать, но уже обещал Бендекс, что мы пройдемся по магазинам.
— Очень мило, — пробормотала Саша, углубившись в телефонную книгу.
— Мы позавтракаем завтра.
— Замечательно, — снова пробормотала она, продолжая рыться в справочнике.
— Между прочим, ты знаешь, какая разница между гробовщиком и телерепортером?
— Ну? — спросила она, набирая номер.
— Гробовщик, прежде чем похоронить, ждет, пока человек умрет.
Но она уже не слушала, спрашивая по телефону, как ей связаться с пресс-атташе посольства Израиля.
9
Когда дверь отворилась и один из вошедших склонился к Рафи и что-то зашептал ему на ухо, демонстрация слайдов мгновенно прекратилась. Кивая головой, Рафи слушал, а потом бросил взгляд на стол. Все молчали, проектор был включен, и на экране застыл Карами.
— Кажется, к нам посетительница, джентльмены, — сообщил он вставая.
По глазам Гидеона было видно, что, даже не спрашивая, он уже знал, в чем дело.
— Мисс Белль внизу с нашим пресс-атташе, и это для меня прекрасная возможность встретиться с ней.
Гидеон и сам не понимал всех переполнивших его чувств, но ему захотелось уберечь ее от этих людей. Но это было бесполезно.
— Гидеон, ты, естественно, останешься здесь.
— Естественно, — ответил он, не проявляя ни малейшей заинтересованности и не делая ни одного движения, которое указывало бы на то, что возможны варианты.
Саша сидела нога на ногу в мощном кресле, обитом зеленым бархатом. Короткая юбка. На колене толстый блокнот. Перед ней за ореховым столом сидел маленький черноволосый человек, похожий на сову. Его круглые очки в черепаховой оправе придавали ему вид умудренный и торжественный.
— Вообще-то у меня есть две причины, чтобы поговорить с вами, — сказала она, отвечая на его немой вопрос и поднимая собственные очки на лоб.
— Может быть, сначала чашечку кофе?
Она на секунду задумалась. Что обычно подливают в кофе — яд или элексир правдивости. Скорее всего, элексир. Последнее, что не мешало бы узнать, как случилось так, что отец, собственный ее родитель, отрекся от иудаизма ради марксистской курятни в глуши Коннектикута, а чуть позже и от курятника ради девчонки на тридцать лет его моложе. Но это была другая история…
— Да. Благодарю вас.
Она решила, что рискнуть, пожалуй, стоит, поскольку за религию больше ответственна была все-таки мать, ее собственная мамочка, если, конечно, когда-нибудь просыпалась достаточно трезвой для того, чтобы сосредоточиться на таких высоких материях.
Какой-то человек говорил на иврите по внутренней связи. Допотопный аппарат на его столе воспроизводил атмосферу из старой киноленты времен пятидесятых. Было видно, что здесь не бросают денег на ветер, а бережливо расходуют на то, что может летать или стрелять. Обстановка приемной была более чем убогой. Что-то из странного сновидения: искусственные цветы, мебель с барахолки.
— Кстати, — сказал «сова», — надеюсь, вы не будете возражать, если поприсутствует мой помощник. Он видел вас по телевизору.
Инстинктивно она почувствовала, что если присутствие одного израильтянина в комнате можно уже считать «собранием», то присутствие сразу двух вполне можно рассматривать как заговор.
— Как мило, — ответила Саша.
Честно говоря, она могла бы догадаться и раньше, что тот другой вовсе и не «помощник». Пресс-атташе хлопнул себя по коленям, когда раскрылась дверь и появился седой пожилой человек с блестящими черными глазами. Впрочем, вопрос о возрасте довольно условная вещь.
— Хау ду ю ду, — проговорила она.
Ее рука слегка дрожала, побывав в ладони седовласого.
— Добро пожаловать, — ответил человек, тепло улыбаясь. — Меня зовут Рафи Унгар. И я наслаждался всеми вашими репортажами.
Она с удивлением отметила про себя, что испытала своего рода замешательство, будто первый раз слышала о том, что кто-то наслаждался ее репортажами. Потому, вероятно, она сразу перешла в наступление.
— Вы жили в Штатах?
— Да, я работал в посольстве в Вашингтоне.
— И видели меня по телевизору?
— Постоянно.
Они смотрели друг на друга не отводя глаз.
— Должно быть, ваш телевизор в Вашингтоне был чертовски мощный. Ведь я вела только местные новости в Нью-Йорке. — Она улыбнулась.
Если он и был смущен, то по нему этого никак нельзя было сказать.
— Я бывал в Нью-Йорке очень часто, — спокойно сказала он.
Она продолжала улыбаться, когда широким жестом он пригласил ее снова присесть.
— Я заказал кофе, — сообщил пресс-атташе своему «помощнику».
— Чудненько, — отозвался Рафи, потирая руки.
Саша опустила на нос очки и деловито заглянула в свой толстый блокнот, хотя он был раскрыт на странице, где она фиксировала свои магазинные расходы.
— Я начала объяснять, что обратилась к вам по двум причинам. Как вы вероятно знаете, я делал репортажи о взрыве в Риме. — Ее слова не вызвали абсолютно никакой ответной реакции. — А теперь мы собираемся в Сиди Боу Сад, чтобы сделать интервью с Тамиром Карами и его семьей. Программа так и называется «Семья». — Никто из присутствующих не разразился одобрительными возгласами и не стал ходить на руках перед пыльным книжным шкафом с треснутым стеклом. — И я подумала, что вы сможете дать мне сведения о Карами и его группе «Борцы за Родину». — Было очевидно, ее намерение посетить логово террористов не произвело здесь ни на кого заметного впечатления.
— Если вам нужна информация о Карами, — наконец произнес седой человек, — зачем идти к нам? Почему не обратиться в ООП?
На этот раз ее улыбка была ледяной.
— Если бы я хотела услышать живую речь, я бы обратилась в ООП. Но я хочу услышать пропагандистское чревовещание, поэтому я обратилась к вам.
— Вы всегда подразделяете этнические группы на подобные категории? — рассмеялся Рафи.
— Теперь, пожалуй, самое время.
— Восхитительно! Какое наслаждение вас слушать, — похвалил Рафи.
В комнату вошла женщина и поставила на угол стола поднос с кофе и тарелку с печеньем. Пресс-атташе сказал ей что-то на идиш.
— Я попросил ее принести материалы о Карами, — объяснил он Саше.
— Прошу вас, говорите еще, — попросил ее Рафи.
Она подумала, что вполне может кончиться тем, что со всей своей иронией она все равно сядет в лужу, так ничего и не узнав.
