Патриция Хилсбург - Изгнание из Эдема Книга 1
— Последний день отдыха был у меня девятнадцать лет назад, когда было приказано всем…
— Девятнадцать лет назад? — перебила ее Стэфани, очевидно, тоже удивившись не менее их.
— День отдыха?! Мы не можем себе этого позволить. Если мы остановим свое производство хоть на день, то можем потерять заработок за неделю. А потом поди наверстай упущенное. Еще мы однажды отдыхали, когда была окончена Вторая мировая война, и мы на несколько часов ходили на площадь ликовать вместе со всеми, но потом работали всю ночь.
Женщина опять быстро-быстро стала орудовать иглой и говорила в такт взмаха руки. Стэфани и на этот раз пришлось ее перебить.
— Значит, чтобы дать вам день отдыха, нужна мировая война и смерть двадцати миллионов людей, ваших собратьев. Я могу это устроить без потерь и очень просто!
— Мы таких разговоров не понимаем.
— Каких это?
— Про отдых и миллионы погибших.
— Они вам не интересны?
— Нам просто некогда ими заниматься.
— Вы просто не умеете ни работать, ни отдыхать.
Но женщина не сдавалась. Она не сбавляла темпа работы и продолжала настойчиво возражать Стэфани, взяв инициативу в свои руки.
— Отдыхать, ничего не делать — это удел богатых бездельников, а мы труженики. Нам и Богом предначертано всю жизнь трудиться не покладая рук.
— А богатые по-вашему бездельники?
— Конечно.
— Все подряд?
— Наверное.
— А как насчет умственного труда?
Стэфани уже не хотела ничего доказывать этой женщине и полемизировала только по инерции, обдумывая следующий ход или психологическую атаку на сидящих перед ней людей, чтобы научить их, как сделать больше денег из того, что у них есть и показать им новые возможности.
— Умственный труд? Вот и занимайтесь им, но не у нас. Будьте добры, возьмите от нас подарочек, коли вас уж нам Бог послал, и уходите с миром.
Причитаниям хозяйки еще долго, очевидно, не было бы конца, и Стэфани была уже намерена остановить их, но резкий звонок, раздавшийся где-то наверху, мгновенно заставил ее замолчать и уставиться на мужа.
— Что это? — спросила Стэфани у обоих сразу.
Они молчали.
Звонок трескучим, резким звоном опять напомнил о себе.
— Ну, так что это значит?
Это Том Гудинас приехал забрать у нас изделия, — вяло сказал хозяин.
Стэфани энергично подхватилась и направилась к открытой двери, что вела к выходу из подвала, а хозяевам властно приказала:
— Сидите! Я сама с ним поговорю!
Она с легкостью юной спортсменки затопала своими изящными каблуками по грязной лестнице, поднимаясь наверх из подвала. Казалось, что буран, который забросил ее в это забытое Богом помещение, так же и выбросил ее обратно, наделав здесь столько переломов в душах этих темных тружеников.
Глава 6
Хозяин, как подхватился с места, так и безнадёжно плюхнулся обратно на свое место. В помещении стояла тишина и легкий, здесь никогда не слышанный, запах дорогих французских духов.
Супруги смотрели в открытый выход из подвала, и на лицах было написано: может это нам приснился страшный сон, а вот теперь мы проснулись, и все будет по-прежнему. Эта женщина ушла и все, что здесь происходило, испарится, как запах ее духов, забудется; и работа, работа, работа сотрет из памяти это стихийное бедствие, и привычная жизнь расставит все на свои места.
А наверху вдруг послышались возбужденные голоса, особенно уверенный голос Стэфани, который доминировал над глухим мужским. Но слышалась не ссора, не спор, а мирная, но возбужденная беседа деловых людей, обсуждающих что-то очень заинтересованно и по-деловому.
Эти голоса вернули, пробудили из оцепенения хозяйку и хозяина. Они посмотрели друг на друга, потом на выход из подвала и женщина, закрыв лицо руками, тихо, но с трагическим надрывом заплакала, размазывая по морщинистому лицу слезы. Было видно, что плакать ее заставляет не горе, а страх, страх перед будущим, горьким и беспросветным.
Муж смотрел на нее с сожалением, которое боролось с каким-то еще чувством. Эти два чувства делали его лицо по-человечески печальным и строгим, задумчивым и даже симпатичным.
— Не плачь, Клари, — мягко попросил он.
Услышав его голос, женщина замерла: она давно не слышала, чтобы он так называл ее, и голос его звучал так нежно. Отняв руки от лица, по которому еще бежали слезы, она прислушалась: не повторится ли еще этот звук, который пришел к ней из далекой ее молодости. Звук голоса и нежные слова не повторились. Она решила, что это ей пригрезилось, так как она уже почти никогда не вспоминала, что была молодой и довольно милой девушкой, работящей и привлекательной для парней из их квартала.
По подсохшим дорожкам на ее щеках опять побежали слезы и она наклонилась всем корпусом в сторону мужа:
— Ах, Джек, не слушай ее! — запричитала она, пытаясь остановить надвигающиеся события.
— Почему?
— Не слушай ее, — продолжала она, не обращая внимания на вопрос мужа.
— Почему?
— Не давай ей соваться в наши дела!
— Почему?! — голос его окреп и набрал силу и твердость.
Женщина выпрямилась, на своей примитивной лавочке, которая, казалось, истончилась и износилась от постоянного трудолюбия хозяйки, и продолжала увещевать мужа:
— Эта женщина за несколько дней спустит все наши сбережения, которые мы годами копили на черный день. И нам придется опять годами корпеть, чтобы собрать их снова.
— И что?!
— А я уже не могу так работать, как раньше. У меня уже нет тех сил!
— И что?!
Прогони ее!
— И что?!
— Посмотри на меня и на себя — мы уже не молоды и мы уже не сможем как раньше содержать мастерскую!
— Эту?
— Конечно! Подумай!
— Ты считаешь, это мастерская?!
Рот у хозяйки открылся для возражения, и она на некоторое время забыла его закрыть — так и сидела, стараясь узнать в человеке напротив нее своего мужа. Потом тихо спросила:
— Что ты хочешь сказать, Джек?
— А то!
Она продолжала смотреть на него, но объяснений не было, и немногословие его пугало ее больше, чем резкие слова, которых она наслушалась за свою немудрящую, но такую понятную жизнь. Теперь, сегодня и в данную минуту, происходило нечто, что готово было изменить, разрушить все, повернуть куда-то в непонятную ей сторону, и она пыталась остановить это, оставить все на прежних местах. Остановить надвигающуюся катастрофу должен был ее муж, и она хотела убедить его в этом.
Для нее было неким чудом резкая перемена в муже от нежной ласки до резкой грубости — это не предвещало ничего хорошего.
