Абигайль Кейси - Принцесса с принципами
Лайка, уловив угрожающий намек, отшатнулась от хозяина, сочиняющего то ли банальный хоррор, то ли дешевый триллер.
— И наконец славным дуплетом вышибить свое идиотское сознание и подсознание, покончить раз и навсегда с этой нелепой и необъяснимой штукой, которая называется любовь.
Студент оглянулся на крыльцо, проверяя, не приоткрылась ли дверь снова.
Но дверь оставалась непоколебимой.
— Впрочем, это необязательно любопытная Принцесса скрипнула дверью. Так же, Алиса? Может, это просто сквозняк подшутил?
Собака, обеспокоенная кровожадным настроем хозяина, бодро отступила к поленнице из сухих дров.
— Да ты не паникуй, Алиса! Не паникуй. Хозяин шутит. Это у него юмор такой черный…
Студент выбрал самую корявую, сучковатую и смолистую чурку и взмахнул тяжелым увесистым колуном.
Хрясь!
Впрочем, еще надо крепко подумать, что лучше — глупый суицид или дальнейшее бессмысленное существование.
Хрясь!
Ты в тайге.
Хрясь!
Она в космосе.
Хрясь!
Ты егерь.
Хрясь!
Она дочь миллиардера.
Хрясь!
Ты Студент.
Хрясь!
Она Принцесса.
Колун взмывал над взъерошенной головой егеря и со всего размаху опускался на чурку, которая требовала не только силы, но и умения.
И чем замысловатей и сложней выглядело сплетение в тяжелые узлы древесины, усиленной арматурой из многочисленных сучков, тем легче становилось на раздосадованной душе.
Самое благородное дело для настоящего мужчины — колка дров.
Это занятие всегда успокаивало, особенно в те минуты, когда одиночество становилось действительно невыносимым.
Хрясь!
Когда хотелось вернуться в город и создать полноценную семью с любимой супругой.
Хрясь!
Когда мечталось наклепать детей — трех мальчиков и пару девочек, может, даже и близнецов!
Хрясь!
Чурка упорно сопротивлялась, никак не желая превращаться в горку поленьев, одуряюще пахнущих смолой.
Хрясь!
— Ты ей не жених.
Хрясь!
— Она не твоя невеста!
Хрясь!
— Впрочем, о чем сожалеть?
Хрясь!
— Она же была.
Хрясь!
— Была.
Хрясь!
— Была — твоей первой женщиной.
Хрясь!
— А ты у нее — первый мужчина.
Хрясь!
— Первый.
Хрясь!
Чурка сдалась под напором увесистого колуна и неоспоримых выводов.
И этого должно хватить на всю оставшуюся жизнь, как бы эта жизнь ни сложилась дальше.
Утомленный, но успокоенный, егерь собрал корявые, уродливые, дырчатые поленья и бросил поверх стандартных дров.
На ладонях остались следы прозрачной смолы, напоминающей слезы.
Студент знал, что совсем скоро прозрачная смола почернеет и прочно въестся в кожу.
Но сейчас его занимало только одно — угрожающее изменение погоды в лучшую сторону.
Метель почти совсем перестала хулиганить.
А пурге не хватало энергии даже для игры с пышным собачьим хвостом.
Кедровые реликтовые кроны, еще не до конца освободившиеся от прошлогоднего урожая шишек, перестали шумно беседовать.
Сухостоины, устоявшие под натиском стихии, успокоились. На этот раз их обнаженные стволы не переломило, на этот раз их корни не вырвало из промерзшего суглинка.
Мертвые, безжизненные, но по-прежнему стойкие деревья продолжили свое бессмысленное и отчаянное существование.
Зато бодро и задорно разносился птичий гомон и перекличка.
Выжившие в лютый мороз, в беспощадную метель и безжалостную пургу получили великолепный шанс продержаться до весны, чтобы под журчание талых вод и тихое лопанье набухших почек воспеть любовь земную и небесную.
А Студент так надеялся, что распогодится не так скоро.
И Принцесса тоже…
13
Предчувствие разлуки
Вопреки пожеланиям обитателей Горячего ручья, природа, исчерпав февральский запал, перестала буйствовать и резвиться.
Сквозь поредевшие тучи внезапно пробилось солнце, и свежий покров снега отсалютовал яростным блеском.
Тайга впала в тихое уныние, вспоминая трехсуточное буйство стихии.
И в охотничьей избе никто не радовался тому, что наконец-то установилась вполне летная погода.
Егерь, сидя за пустым столом, вырезал на его поверхности сердце, пронзенное стрелой.
Острый нож плохо и лениво подчинялся непривычному занятию.
Принцесса, не обращая внимания на скрип упорного лезвия, наводила последние штрихи, чтобы окончательно превратиться из нечаянной любовницы егеря в будущую космическую туристку.
Даже лайка, предчувствуя грядущую разлуку с гостьей, тихо лежала у самого порога.
Принцесса давно переоделась в свой космический тренировочный комбинезон.
Чуть выше сердца — звездно-полосатый флажок.
Правее — российский триколор.
Американка в ожидании запоздавших спасателей упорно молчала.
Не раздавала пустых обещаний.
Не пыталась успокоить спасительной ложью.
Не унижала ни себя, ни его попытками откупиться.
Не искушала повторением банного акта.
Не усугубляла горечи затянувшегося прощания.
Принцесса лишь грустно молчала.
Да и зачем слова в такой ситуации?
Студент и так понимал — она благодарна ему за эти три незабываемых, нереальных, сказочных дня.
За нюх и сообразительность лайки.
За первую помощь.
За клюквенный горячий морс.
За обед из дичи.
За откровения про любовные неудачи.
За пельмени с медвежатиной.
За баню.
За крепкий пар.
За березовые веники.
За поцелуи.
За все, все, все…
Студент зашел в кухонный угол, нацедил в рюмку остатки рябиновой настойки и, выпив, тяжело вздохнул.
Не завтракать им больше вместе, не обедать и не ужинать.
Не лепить пельмени.
Не париться в бане.
Студент без шапки и полушубка вышел на крыльцо.
Лайка — следом.
Принцесса осталась на медвежьей шкуре. Студент прикрыл глаза ладонью. Нестерпимо бликовая белоснежный наст. Небо сияло прозрачной безнадежной синевой.
А кедры стояли молчаливым и угрюмым траурным караулом.
На Горячем ручье каждая деталь в данный момент свидетельствовала о скорой разлуке.
Студент, высвободив запястье из-под манжеты свитера, посмотрел на часы.
Вот-вот должно было кончиться время, отпущенное его любви коварной судьбой.
Вот-вот…
И действительно, лайка напрягла уши, заслышав где-то над затихшими сопками нарастающий вертолетный гул.
Да, собака не ошиблась.
