Анастасия Эльберг - Самая сладкая ложь
Платье Марики Лия сняла и переоделась в домашнюю одежду. Теперь она сидела за столом и оглядывала кухню. Только сейчас она заметила, как здесь не хватает женской руки. Она делала все возможное, чтобы придать квартире хотя бы малую долю уюта, но ее старания были напрасны.
У Берты на кухне все сияло чистотой. Казалось, она продумывала каждую мелочь — от написанных аккуратным почерком списков покупок, которые висели на двери холодильника, до белоснежных полотенец и расставленных в особом порядке сервизов. В раковине не было грязной посуды, стол был чистым, а скатерть — ослепительно белой. Когда Лия помогала Берте с уборкой после завтрака, то заметила крошечную записку на дверце микроволновой печи: «Пожалуйста, разогревайте еду, сэр».
Берта с такой ловкостью и кажущейся простотой управляла хозяйством, будто она не экономка в большом доме, а служанка в крошечной квартире. Лия никогда не видела, чтобы она сидела без дела, и при этом она не выглядела уставшей и потрепанной домохозяйкой. Она была аккуратно одета, причесана и накрашена, в любой момент могла выйти из дома за покупками или принять гостей. Берта успевала все — создавалось впечатление, будто в ее сутках сорок восемь часов, но отнюдь не двадцать четыре.
Больше всего Лию поражали ее отношения с Константином. Если бы не вежливое обращение «сэр» и разница в возрасте, можно было подумать, что они муж и жена. В доме существовало четкое разделение обязанностей. Константин руководил финансовыми вопросами: разбирал бесконечные чеки и счета, записывал доходы и расходы, решал, что следует купить сейчас, а что может подождать. Берта занималась всем, что связано с хозяйством. Конечно же, Константин платил ей щедрое жалование, но причина ее любви к работе заключалась не в этом. Они с Бертой были хорошими друзьями. Берту нельзя было не любить: она относилась к тем женщинам, к которым никто не остается равнодушным. Когда Лия слушала их разговоры, то улыбалась и чувствовала, что у нее на душе становится теплее.
— Вот, взгляните, сэр, — говорила Берта, когда они сидели у камина вечером, и показывала Константину наскоро собранный свитер. — По-моему, немного криво… потом сошью набело.
Константин отрывался от книги и смотрел на свитер.
— Это отличный свитер, — говорил он с видом римского императора, которому предстояло решить судьбу поверженного гладиатора. — Послушайте, Берта, а почему бы вам не связать свитер мне?
— А где те свитера, которые я вам вязала?
— Какие?
Берта откладывала свитер и пыталась сделать недовольное лицо.
— Я вам связала целых два свитера, сэр!
— Не помню! — упрямился Константин. — Это было слишком давно.
— И с чем же вы будете его носить? С костюмами?
— Можно подумать, что я ношу только костюмы!
— Но я даже не знаю, какой вы хотите свитер, сэр. Из какой шерсти…
Константин открывал было книгу, но потом снова поднимал глаза.
— Она бывает разной?
Берта со смехом отмахивалась от него.
— Да будет вам, сэр. Конечно, бывает.
— И… что теперь? — спрашивал он с сомнением в голосе. — Как ее различают?
— Ну… — Берта задумывалась, при этом украдкой глядя на Лию — та прижимала ладонь к губам, чтобы не расхохотаться. — На ощупь, сэр. И по качествам…
— То есть, я должен пойти с вами в магазин и щупать шерсть? Да вы надо мной смеетесь!
Тут женщины начинали смеяться в голос. У Берты от смеха выступали слезы на глазах.
— Значит, вот как? Вы думаете, что если я ничего не понимаю в шерсти и макраме, то надо мной можно смеяться?
— Вы знаете, что такое макраме, сэр? — спрашивала Берта, до сих пор смеясь. — Я могу сказать, что у вас уже есть ключик к женской душе!
— Точнее, его слепок, — улыбалась Лия.
— Что же, — заявлял хозяин дома глубокомысленно, — это не может не радовать.
Тайной для Лии оставалось только одно: как в эту картину вписывалась бывшая жена Константина, «госпожа», как ее называла Берта, никогда не пользуясь именем — так, будто оно было священно. Мирок одинокого мужчины и экономки, которая была для него матерью, сестрой, духовным наставником, советником и другом был велик и одновременно слишком мал, чтобы вместить в себя кого-то еще. Берта готовила еду, вязала свитера, делала уборку, говорила с ним по душам. А что в этом доме делала Марика? Покупала одежду и драгоценности, ходила в косметические салоны, танцевала в ночных клубах, гуляла с подругами, а все остальное время работала? Была ли она женщиной, которая согласилась бы идти за своим мужем куда угодно и принимать его таким, какой он есть? Мог ли он придти к ней и сказать «мне плохо», надеясь на понимание?
Лия много думала об отношениях Константина с его бывшей женой, а его рассказ только запутал ее мысли. Любила ли она его? А если не любила, что держало ее рядом с ним? Деньги? Осознание того, что ее муж целует ей ноги и готов подарить ей весь мир? Но вопрос, который мучил Лию больше всего, звучал иначе. Как человек, от одного взгляда которого подчиненные бледнеют от страха, мог терпеть такое отношение? Почему он не мог сказать ей: «Если я узнаю, что ты мне изменяешь, я тебя убью»? И она бы его послушала. Но он этого не сделал.
Эта история заставляла Лию задуматься о собственных отношениях. Когда она была влюблена в студента медицинского факультета, то была счастлива. Вот-вот, еще немного, говорила она себе, и бедная жизнь останется позади. Она вспоминала день своей свадьбы: пышное платье, туфли на высоком каблуке, замысловатую прическу. Но ярче всего она помнила момент, когда отец подвел ее к жениху и сказал:
— Береги ее, мой мальчик. Она — самое дорогое, что у меня есть.
Родители Лии любили друг друга до безумия, несмотря на то, что их брак, как казалось, длился целую вечность, а денег в доме было мало. Они являлись исключением из того правила, о котором говорил Константин: «В бедности счастья нет». Вероятно, она что-то упустила, и ее брак исключением не стал.
Лия уже пробовала убедить себя в том, что это ощущение пройдет. Вряд ли можно найти бедную девушку, которая не мечтает встретить прекрасного принца. Принца, который твердо стоит на ногах. Принца, у которого есть деньги, положение, достойное окружение. Проблема в том, что таких принцев мало, а девушек из бедных семей много. Перспектива стать содержанкой Лию не устраивала. Но после того, как ее отношения с Константином перешли границу отношений руководителя и подчиненной, ее понятие о гордости претерпело изменения. Да, быть содержанкой — это унизительно. Но разве не унизительно разрываться между работой и кухней? И что более унизительно — пользоваться деньгами мужчины, пусть и нелюбимого, или идти в ресторан в платье трехлетней давности, которое висит на тебе, как мешок? Почему она должна быть несчастной, если у нее есть возможность что-то изменить?
