Ольга Арсентьева - Влюбленный Дед Мороз
Лилия мгновенно ощутила себя сидящей в партере, среди разодетой публики, безмолвно, с выражением полнейшего внимания и восторга следившей за происходящим на сцене.
А на сцене давали «Трех мушкетеров». Присмотревшись, Лилия узнала в королеве Анне Австрийской свою последнюю подопечную, Олесю. Узнала не сразу, потому что грим, пышный белокурый парик и расшитое золотом, алое бархатное платье сделали из тусклой, тощей и бледной Олеси практически красавицу.
Но еще более чем внешний вид Олеси, сидящей на троне и томно обмахивающейся огромным страусовым веером, Лилию поразил сам спектакль.
Эта была какая-то новая, неизвестная ранее трактовка известного сюжета. По этой трактовке не только герцог Бэкингем, но и д’Артаньян, и даже сам муж — король были без памяти влюблены в королеву и наперебой добивались ее взаимности. А между пышащими страстью соискателями прохаживался в своей алой мантии злодей — кардинал, который тоже был влюблен в королеву, но почему-то до поры до времени изображал из себя ее врага и недоброжелателя.
Ни Констанции Бонасье, ни прекрасной, но коварной миледи не наблюдалось вовсе. Придворные дамы и служанки были все, как одна, почтенные пожилые особы, которые ни в каком случае не могли составить конкуренцию блистательной королеве. Королева Олеся одна царила на сцене, притягивая, как магнитом, все мужские взгляды зрителей и актеров.
Полюбовавшись на белокурого красавца Бекингэма, протягивающего королеве алмазные подвески, на жгучего брюнета д’Артаньяна, то и дело подкручивающего усы и размахивающего шпагой, на тихого, бледного, в каштановых кудрях короля, который сидел себе в сторонке и писал ветреной супруге любовные стихи, Лилия покачала головой и выключила компьютер.
Зажгла настольную лампу.
И только тогда заметила в стоящей на столе длинной и узкой стеклянной вазе веточку черной орхидеи.
Орхидея была настоящая, редчайшего вида Cymbidium Kiwi Midnight. Та самая, за кражу которой больше ста лет назад туземцы одного дикого племени в бассейне реки Амазонки подвергли мучительной казни предприимчивого английского ботаника Джорджа Кранлея.
Ее лепестки, разумеется, не были совсем черными — у орхидей не бывает черного пигмента. Но они были настолько темно-темно-пурпурными… как самая мягкая, теплая, темная тропическая ночь.
Вот, значит, откуда аромат, подумала Лилия, благоговейно прикасаясь кончиками пальцев к нежным бархатистым лепесткам.
* * *Что это была именно Cymbidium Kiwi Midnight, а не Black Butterfly и уж тем более не обычный Phalaenopsis, Лилия поняла сразу. Она неплохо разбиралась в орхидеях, особенно в редких и необычных видах.
Было в ее жизни время, когда она всерьез увлеклась этими прекрасными экзотическими растениями — как раз за несколько месяцев до знаменательной поездки к тетке в Великий Устюг. Она ездила по цветочным выставкам, накупила различной справочной литературы, каких-то специальных горшков с терморегуляцией и даже подумывала о создании на южном подоконнике небольшой оранжереи.
Вернувшись же из Великого Устюга, переключилась с проблем правильного подбора сфагнума для усыхающих корней и борьбы с пожелтением цветоноса на другие проблемы…
Так и остались лежать невостребованными выписанные по почте горшки и разборные конструкции для домашней оранжереи; хорошо хоть мешками с почвой не успела запастись, а главное, не успела приобрести сами саженцы. А то погибли бы они безвременной и жалкой смертью от ее невнимания, за что потом ей было бы стыдно.
Срезанная, а значит, все равно обреченная на увядшие веточка Kiwi Midnight была так красива, так совершенна, что Лилия, усевшись напротив и подперев ладонями пухлый белый подбородок, замерла в восторженном созерцании.
Орхидея в ответ уставилась на нее. Всеми своими лепестками томной южной черноты, по пять на каждом цветке, всеми своими светлыми, с пурпурной каймой, сердцевинками.
Лепестки слабо шевелились, сердцевинки, источающие нежный пурпурный свет, манили, затягивали, звали совершить путешествие в таинственный залепестковый мир. И Лилия не стала противиться — прикрыла глаза и на мягкой волне все усиливающегося аромата немедленно уплыла в тропическую ночь, в полную звуков, мерцающую блуждающими огоньками, амазонскую сельву.
* * *Когда Лилия снова открыла глаза, то оказалось, что она сидит в сплетенных из тростника носилках и что ее куда-то несут четверо смуглых мускулистых мужчин, одетых лишь в набедренные повязки… ожерелья из цветов и ярких то ли камешков, то ли семян. Еще один смуглый овевал Лилию большим пальмовым опахалом. И еще с десяток мужчин с меньшим количеством ожерелий, зато с копьями в руках шли следом.
Лилия, опустив отягощенную перьями розового фламинго голову, убедилась в том, что и ее собственная одежда состоит из короткой тростниковой юбочки, окрашенной соком ягод в ярко-синий и темно-багровый цвета. Не считая, разумеется, тяжелых серег до плеч, целой связки ожерелий на груди и многочисленных, гораздо более многочисленных, чем у сопровождавших ее мужчин, цветочных колец и браслетов на руках и ногах.
Но более всего поразил и обрадовал Лилию тот факт, что изменения коснулись не только одежды. Ее обнаженные ножки стали смуглыми, стройными и тонкими в щиколотках. Кожа на руках превратилась в нежную, гладкую, благоухающую, как у молодой женщины. Лилия машинально поискала в складках своей юбочки карман, в котором могло бы находиться зеркальце. Но никакого кармана она, разумеется, не нашла.
А, это же то самое дикое племя, вспомнила Лилия историю про черную орхидею и незадачливого англичанина.
А я, надо полагать, их королева.
Ну да, точно, у них же был матриархат…
Зато не было зеркал. Как и множества других необходимых вещей.
— Несите меня к открытой воде! — недолго думая, приказала Лилия. Приказала, разумеется, на родном языке, но дикие амазонские индейцы ее прекрасно поняли.
Впереди сквозь цветущие лианы блеснуло в лунном свете небольшое озерцо. Лилия степенно слезла с носилок и подошла к воде. Мужчина, державший опахало, мигом раздобыл откуда-то горящий факел и услужливо наклонил его к воде.
Лилия прищурилась на свое отражение и лишь потом сообразила, что в прищуривании нет никакой нужды. Ее прекрасные агатовые глаза остались прежними, только они стали лучше видеть. И совершенно исчезли тонкие лучики-морщинки во внешних уголках глаз.
Из темной воды на Лилию смотрела смуглая королева диких амазонских индейцев. Ее лицо было раскрашено белой и синей краской, а лоб украшал главный тотем племени — цветок черной орхидеи. Королева была совсем молода. Но это была она, Лилия. Со своими глазами, носом, губами и слегка оттопыренными, открытыми под высоко подобранными черными волосами, маленькими ушами.
