Коник-остров. Тысяча дней после развода - Татьяна Рябинина
А ведь, может быть, именно отсюда и начала расти Сашина ревность, расширяя уже наметившуюся трещину? Я слишком мало говорил ей комплиментов, слов любви… да что там, я вообще мало говорил. Всегда казалось, что дела важнее слов. А она, наверно, чувствовала себя некрасивой, непривлекательной для меня, стала более закрытой, скованной в постели — потому что стеснялась своего тела? Боялась, что найду кого-то — поэтому и ревновала?
С трудом прогнав тугой ком сквозь пересохшее горло, я вернулся в комнату, согрел чайник. Через силу запихнул в себя холодную яичницу, подержал на ладони пачку аспирина. От похмелья он помогал хорошо, зато ковырял дырки в желудке. Бросил обратно на полку, лег.
Мысли потекли с того же самого места, на котором я их остановил. Как будто отжал кнопку «стоп». И было странно, что раньше не понимал вещей, которые сейчас казались элементарными. Или требовалось отойти на расстояние — чтобы увидеть?
Я опять вспомнил день святого Валентина, ту неожиданную вспышку страсти и несколько месяцев потом — когда мне казалось, что у нас снова все будет хорошо. Нет, что у нас уже все стало хорошо.
* * *
весна 2018 года
— Тебе идет!
— Правда? — Саша улыбается, глядя на мое отражение.
Стою у нее за спиной, положив руки на плечи. Наши взгляды встречаются в зеркале. Новое платье, новая прическа. Она всегда носила распущенные волосы, чуть ниже плеч, только кончики подравнивала. Иногда подкручивала щипцами или собирала в хвост. И вдруг подстриглась коротко. Не под мальчика, но все равно неожиданно. Даже лицо как будто округлилось, скулы не так выпирают. Но главное — в глазах снова появился подзабытый кошачий блеск, который действует на меня как конский возбудитель.
Пробегаю губами от уха по шее, к ключице, пробираюсь руками под подол, медленно поднимаюсь по обтянутым колготками бедрам.
— Ванька, я опоздаю, — запрокидывает голову мне на грудь, подставляет губы. — У меня первая пара сегодня.
— А мы быстро. Очень быстро. Даже не заметишь.
— Что значит, не заметишь? — возмущается, делает полицейский разворот и тянется к пряжке моего ремня. — Быстро — ладно, но заметить хочу.
Платье под мышками, колготки висят на одной щиколотке, брюки под коленями. Она сидит на столе, в опасной близости от недопитой чашки кофе, ноги закинуты мне на плечи. Быстро, жестко, глубоко. И громко. Соседи, наверно, в экстазе — ну и плевать. Пусть завидуют.
— В душ уже некогда, — спрыгивает со стола, хватает влажные салфетки. — Черт! Черт!!! Чуть не забыла!
Одной рукой натягивая колготки, другой Саша тянется к ящику стола и достает упаковку таблеток. Щелчком выколупывает одну, бросает в рот, запивает кофе.
— Саш… — поправляю сзади воротник платья, — а может, попробуем еще раз? У тебя там три штуки осталось…
Она вздрагивает, на пару секунд замирает, потом сдвигает брови.
— Вань, давай хотя бы до осени подождем, ладно? Я только-только в себя начала приходить после всего этого кошмара. Да и декрет чтобы не посреди учебного года.
— Ладно, ладно, — я поднимаю руки ладонями вперед. — Я только спросил.
Саша убегает, мне позже, могу спокойно привести себя в порядок.
Да ладно, я и правда просто спросил. Разведка.
Мне и так все нравится. Страшно спугнуть.
Мы снова выбираемся куда-то из дома — в кино, рестораны, клубы. Если погода позволяет, гуляем. По вечерам, если не работаем, то сидим, обнявшись, перед телевизором. И секс снова стал таким же срывающим крышу, как раньше.
Ну… мне хочется так думать, но на самом деле… Да, бурно, страстно, но что-то все-таки изменилось. Я не хочу сравнивать. Даже если стало иначе — лучше так, чем то, что было еще пару месяцев назад.
Но иногда словно что-то царапает. Тонко-тонко, как не до конца срезанная этикетка на рубашке.
Мы и раньше мало разговаривали, а сейчас, пожалуй, еще меньше. Мне всегда казалось, что высший пилотаж — это когда с человеком легко молчать. Но и молчание тоже стало другим. Как будто едешь в машине и понимаешь: что-то не так. Не ход, не звук двигателя, не вибрация, а что-то неуловимое — то состояние, которое передается через подпороговые чувства.
Иногда Саша так глубоко уходит в свои мысли, что не сразу реагирует, когда я к ней обращаюсь. Словно просыпается и не может понять, где она и что происходит. И кто рядом. Хочется спросить: Саш, о чем ты думаешь? Но знаю, что не ответит. Потому что уже пытался.
«Да ни о чем таком, Вань».
А в глазах… испуг? Как будто поймал на чем-то, что для меня не предназначено.
Гоню прочь ненужные мысли, но не всегда получается. И, вроде, поводов никаких нет, а по спине пробегает холодок, и волоски на руках встают дыбом.
Утром того дня… в день святого Валентина… Да, утром Саша молча собиралась на работу, о чем-то думая, и я даже поздравить ее не рискнул, опасаясь наткнуться на колючий взгляд. Решил, что лучше вечером. Куплю какой-нибудь торт — хоть чаю попьем.
А потом этот беспозвоночный хрен и совершенная неожиданная вспышка в машине. Я тогда чуть было не связал эти два факта, но потом, отматывая пленку назад, понял, что путаю причину и следствие. Исходная точка была раньше, а я ее проморгал.
Что-то изменилось в тот день, когда появилась Кира. Саша словно вынырнула из омута. Может, что-то промелькнуло у них в разговоре — заставившее ее встряхнуться, вспомнить, как у нас все было раньше. В конце концов, и тогда, на биостанции, все началось с Киры.
Новый виток?
Как бы там ни было, но уснувшая в Саше женщина вдруг проснулась, встрепенулась… Может, и крендель тот что-то такое почуял — феромонное?
Она теперь снова ходит в парикмахерскую и в салоны красоты, делает какие-то маски и всякие прочие женские штучки. Покупает новые шмотки, крутится в них перед зеркалом, рассматривает себя — уже не с ужасом, а с удовольствием. От нее бьет тем опасным электричеством, от которого не спасает никакое заземление. И я рад этому — так откуда же страх?
Или боюсь, что это преображение замечаю не только я?
Раньше я об этом не думал. Даже после той венерической истории. А если все-таки и думал, то быстро загнал подобные мысли куда-то очень глубоко.
