Элиас - Алиса Мейн
– Элиас, я не дура и прекрасно вижу, что не нравлюсь тебе, но хочешь ты того или нет, я девушка твоего брата. Алекс дорог нам обоим, и из-за того, что мы с тобой не можем найти общий язык, это приводит к некоторым трудностям. – Митчелл прищурился. – Любое наше с тобой взаимодействие заканчивается конфликтом. Это неправильно. Полагаю, мы оба хотим, чтобы Алекс был счастлив, поэтому лучшим решением мне видится попытка нам с тобой узнать друг друга лучше.
Элиас замер, с сосредоточенным видом рассматривая меня. Ему явно не нравилось то, что я говорила, хотя я ожидала обратного эффекта. Я вздохнула.
– В детстве я мечтала рисовать. Ты профессиональный художник, который может меня этому научить. Пожалуйста, давай попробуем оттолкнуться от этого и хотя бы попытаться наладить отношения. Ради Алекса.
Элиас продолжал напряженно всматриваться в мое лицо, будто ждал, что я в любой момент махну рукой и попрошу забыть о том, что сказала. Если уж такая честность не могла убедить его в моей целеустремленности, то либо я была совсем глупой, либо не встречала еще настолько упертого в своих предубеждениях человека.
Прошло много, очень много времени прежде, чем Элиас отреагировал.
– Я крайне требователен, – ровным голосом произнес он.
Я закусила щеку, чтобы сдержать победную улыбку.
– Ты преподаватель и имеешь на это право…
– Я буду работать с тобой так же, как работал бы с любым своим учеником, и не намерен делать поблажки только из-за того, что ты девушка моего брата. – Последние слова прозвучали так, будто были горькими и он старался как можно быстрее их выплюнуть.
– Я все понимаю.
Митчелл сделал глубокий вдох и прохладно-снисходительно улыбнулся:
– В последний раз спрашиваю: ты уверена?
– Да.
В студии повисла гнетущая тишина. Элиас долго смотрел на меня, а затем процедил:
– Я не могу отказать тебе в желании научиться рисовать, какая бы на самом деле цель ни скрывалась за этим рвением. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы это не привело к печальным последствиям, но я не всесилен.
Я растерялась. Какая цель? Я же только что сказала ему, что хочу наладить с ним отношения ради Алекса. Неужели он и здесь мне не поверил?
– Элиас, я не…
Он снова меня перебил:
– Я принимаю свою роль. Я преподаватель, ты моя ученица. Но будь готова к тому, что в итоге мы оба пожалеем об устроенном спектакле.
О, кто бы знал, как много мне хотелось сказать ему в этот момент!
О том, что он никак не прокомментировал мой откровенный монолог.
О том, насколько он эгоцентричен.
О том, как я хотела бы никогда не быть с ним знакома.
О том, какого черта у него на столе делают рисунки с моим изображением!
Я проглотила вновь всколыхнувшуюся обиду. Нужно немного потерпеть. Нужно пойти на уступки. Ради Алекса.
Элиас вернулся к своему рабочему столу и здоровой рукой начал собирать разложенные на нем карандаши и кисти:
– Чего ты хочешь?
Я замешкалась.
Пауза затянулась, и Митчелл приподнял бровь, не отвлекаясь от своего занятия.
– Писать для себя? Выставлять работы на конкурсы? – Уголки его губ приподнялись: – Стать знаменитой художницей?
Я выдохнула, пытаясь успокоиться.
– Для начала для себя. А там как получится.
Движения Элиаса были резкими и беспокойными. Он закончил со столом и подошел к стене у дивана, к которой были прислонены холсты. Перебрав несколько, вытащил одно полотно и поставил на мольберт. Затем приставил к нему стул и указал на него с почти издевательской улыбкой:
– Прошу.
Я прошла и села на стул у мольберта. Элиас вновь вернулся к столу:
– Масло? Акрил? Темпера?
Я покосилась на него. Митчелл уперся здоровой рукой в поверхность стола с красками, окидывая все, что там находилось, беглым взглядом.
– Я не разбираюсь, – тихо сказала я.
Плечи Элиаса приподнялись и опустились. Еще несколько мгновений он простоял в одном положении, затем стремительно приблизился к мольберту и сорвал с него холст, заставив меня испуганно вздрогнуть.
Он исчез из поля зрения, зайдя мне за спину и, судя по звукам, гремя ящиками. Я поджала губы, боясь шелохнуться. В воздухе витало почти осязаемое напряжение, и я уже начала сомневаться в правильности своей идеи.
Наконец Элиас вновь подошел к мольберту и поставил на него деревянный планшет с прикрепленным к нему кнопками листом бумаги. Затем с громким противным скрежетом придвинул не замеченный мной ранее маленький столик на колесиках, на котором лежали разнообразные черные и цветные карандаши, ластики и какие-то тюбики, похожие на фломастеры.
Я подняла вопросительный взгляд на Митчелла. Тот кивнул подбородком на планшет:
– Давай. Рисуй.
Он плотно сжал губы, будто хотел еще что-то сказать, но изо всех сил сдерживался.
Я опустила глаза на карандаши и под шумный вздох Элиаса выбрала первый попавшийся. Изо всех сил стараясь, чтобы рука не дрожала, поднесла ее к бумаге и провела изогнутую вертикальную линию, пока совершенно не представляя, что именно буду рисовать. Несмотря на то, что нажатие было достаточно сильным, линия получилась бледной. В голове всплыло что-то из школьной программы по рисованию о степени мягкости карандашей.
Закусив губу, я еще раз провела по этой же линии, чуть сильнее надавив на бумагу. Примерно на середине полосы моя рука дрогнула, и я проткнула лист.
– Мне физически больно на это смотреть, – прозвучало за моим плечом.
Я опустила руку и выпрямилась, не отрывая взгляда от дырки.
– Я пришла затем, чтобы ты научил меня рисовать, – почти не размыкая губ, процедила я.
– Ты пришла сюда не за этим.
– А зачем же тогда? – Я так упорно сверлила взглядом злосчастный лист, что казалось, там появится еще одна дырка от силы моей мысли.
– За созданием мне лишней головной боли.
Я обернулась и недовольно посмотрела на Элиаса. Он вызывающе приподнял брови.
– Я хочу научиться рисовать, – по слогам произнесла я. – Научи меня рисовать, Элиас Митчелл.
Он прищурился, окидывая меня изучающим взглядом, а затем снял с мольберта планшет с испорченным листом.
– Мне нужно подумать, возможно ли с этим хоть что-то сделать, – он кинул брезгливый взгляд на мое «творение» и убрал его в один из ящиков рабочего стола. – Занятия трижды в неделю. Первое – в пятницу.
По его тону я поняла, что мне пришло время покинуть студию.
На ватных ногах я вышла за дверь и весь путь до столовой пыталась убедить себя, что все сделала правильно и мы с Элиасом не возненавидим друг друга
