Любовь сквозь пиксели - Таня Свон
– Не-ет, – сделав невинное выражение лица, без зазрений совести вру я. – Пойду спать. Голова после удара мячом раскалывается.
Марк мрачнеет, но ничего не говорит. Винит себя за то, что не оказался рядом, а вышел из зала, когда все случилось? Глупости. Разбитый нос – не конец света. Но раз Марк молчит, я тоже от комментариев воздержусь.
– Ладно, я пошла, – поднимаю на прощание руку и тороплюсь сбежать, но не тут-то было.
– Погоди. Все вместе двинем.
Даже возразить не успеваю. Шикарная отмазка, прогулка в тишине – лучшее лекарство от головной боли, так и остается неиспользованной, ведь Марк окрикивает ребят. Шумная компания парней и нескольких девчонок направляется к воротам вслед за мной.
– Я прям матушка гусыня, – устало подмечаю я, а Марк смеется.
– Да ладно, прикольно же! Может, все-таки пойдешь с нами в кино? Фильм – пушка!
– Ты ведь его еще даже не видел!
– У меня вся лента в скринах и эдитах по нему. Столько шума вокруг фигни точно бы не было.
Нам приходится остановиться, когда заходим в первый же двор. Кто-то из одиннадцатого, оказывается, тут живет и решил закинуть портфель домой. Вся наша шумная толпа останавливается у дома. Девчонки садятся на лавочку под рябиной, а парни что-то шумно обсуждают. Гогочут так, что в ушах звенит.
Марк тоже болтает с ребятами. Если сейчас уйду, он и не заметит. Принесу неискренние извинения за побег потом, а сейчас…
– Уходишь?
Мирон окликает меня, когда успеваю добраться до следующего подъезда. Еще немного, и могла бы спрятаться за золотыми кустами шиповника. Но теперь деваться некуда. Оборачиваюсь с вымученной улыбкой и развожу руками:
– Пыталась, но ты сорвал мой план.
Честно говоря, я даже не знала, что в нашем отряде, который двигается к кинотеатру, есть и Мирон Лукашов. Либо он подошел недавно, либо тот еще ниндзя. Представляю его в образе убийцы с сюрикенами и озадаченно хмыкаю. Нет, для этой роли он слишком высокий. Прятаться будет сложно. Разве что в узких кладовках. Туда точно влезет – Мирон худой и подтянутый. Годы тренировок сделали из пухлого мальчишки спортивного юношу.
Может быть, если бы мы не учились в одной школе и не виделись хотя бы изредка, хотя бы издалека, сейчас я Мирона и не узнала бы вовсе. У него другой овал лица, фигура, кожа чище… Только глаза такие же зеленые и яркие.
– Еще спасибо мне скажешь. – Мирон медленно шагает в мою сторону, тогда как я продолжаю стоять на месте. – Твой брат бы явно не обрадовался, заметив, что ты ушла.
– Скорее не удивился бы.
Нахожу Марка взглядом и замечаю, что он смотрит на меня. Брови сведены к переносице, в глазах немой вопрос. Только вот какой? Он спрашивает, все ли в порядке, или гадает, собираюсь ли свалить?
Смотрю, как брат достает из кармана куртки телефон и что-то печатает, но недолго. Мирон снова обращается ко мне:
– Странно, что именно тебе мячом прилетело.
– Странно? Почему же? Это физра. Под прицел любой попасть может.
– Но ты-то должна помнить, как ловить мячи.
Его губ касается призрачная улыбка. Короткая, едва различимая. Но она похожа на дротик, который метко находит цель.
Мирон никогда не упрекал меня в том, что ушла из команды. Никогда не задавал вопросов и не просил вернуться. Но эта тоскливая улыбка…
– Без тебя игра уже не та, – произносит он, и я впервые за долгие годы вижу его так, как прежде.
Нет, не полным мальчишкой с акне. Я вижу друга, с которым мы могли часами играть в мяч. Товарища, с которым даже поражение не кажется горьким и стыдным.
Он был моей командой.
«Для меня команда – это дом», – звучат в памяти собственные слова, которые не так давно сказала Ониксу. Теперь смотрю на Мирона и думаю о том, что сама лишила себя дома, когда нуждалась в нем больше всего.
– Зачем ты мне это говоришь? – роняю не то с досадой, не то с раздражением.
Наверное, меня просто пугает внезапная грусть, поэтому и бешусь. Запоздалая горечь утраты плотным слоем свинцовой пыли окутывает сердце.
Он пожимает плечами, но ничего не отвечает. Руки почему-то начинают подрагивать, и это особенно заметно, когда достаю из кармана телефон, на который пришло сообщение.
– Ни в кого я не втюрилась, – ворчу я, отсылая брату стикеры со злобной крыской.
– Что ты сказала? – Мирон шагает чуть ближе, и я отвлекаюсь от телефона.
– Говорю, в кино не пойду. Домашки много задали.
– Не заливай тут! – Марк уже мчит ко мне, оставив компанию ребят позади. – Нормально там задали. Успеешь и с нами сходить, и позаниматься, и отдохнуть.
Теперь мы втроем стоим поодаль ото всех. Так хочется высказать брату за его сообщение об Ониксе, доказать, что он не прав, но при Мироне почему-то не могу. Да и стоит мне только рот открыть, Марк поднимает руку и деловито качает пальцем перед моим лицом:
– Нет-нет-нет! Даже не смей стрелять новыми отговорками! Домашки мало, голова не болит, домой тебя никто не заставляет бежать, и ты не наказана!
– Думаешь, это все, на что я способна? Ха.
– Дарьяна! – тоном строгого старшего брата припечатывает Марк. Ничего не говорит больше, но я и так все понимаю.
Он хочет помочь мне. Вытянуть в реальный мир, показать, что он не так уж плох. Хочет дать мне новые корни, которые будут держать меня в настоящем, а не в иллюзиях.
Об этом часто говорит психолог. Ту же песню сегодня завела Катя. Даже Мирон намекнул, что огорчен моим уходом из команды.
И внезапно именно он решает спор: и с Марком, и внутри меня самой.
– Держи. – Он вынимает из рюкзака что-то маленькое. Подходит ко мне и вкладывает в мою ладонь.
Раскрыв ее, вижу двадцатигранный кубик. Зеленый, как глаза Мирона. Сделанный из материала, чем-то похожего на малахит. Кубик небольшой, но увесистый. Грани четкие, ребра идеально ровные, как и золотые цифры, высеченные на двадцати поверхностях.
– Это что? Двадцатигранник? – Марк заглядывает в мою руку, стоя сбоку. – Зачем с собой таскаешь?
– На случай непредвиденной настолки? – подхватываю я, но Мирон на наши шпильки и бровью не ведет.
– Если не могу принять решение, кидаю кубик, – делится он, глядя на двадцатигранник, который перекатываю между пальцами.
А я смотрю на Мирона. На то, как солнце путается в его темных, почти черных волосах и заставляет глаза искрить.
– Как кубик может помочь принять решение? Ты задаешь
