Шанс на счастье - Виктория Бойцова
— Давай сейчас не будем об этом? — примирительно говорит он, а я опять улавливаю скользкие нотки в его голосе.
Затевать сейчас семейные разборки нет никакого желания, да и сил нет.
С другой стороны мурашки бегут по коже от осознания, что отец явно что-то затевает. Но решив разобраться с этим когда немного приду в себя, постаралась устроиться поудобнее и хоть ненадолго провалиться в сон.
Очнулась с дикой головной болью и такой сухостью в горле, что даже сглотнуть было больно.
Бутылка с водой оказалась у меня в руках, стоило лишь пару раз тихонечко кашлянуть.
Отвинтив крышку, которая тотчас выпала из трясущихся пальцев и покатилась куда-то под переднее сиденье, я жадно приникла к горлышку и с трудом протолкнув первый небольшой глоток, следом залпом почти опустошила полулитровую бутылочку.
Спазм в пустом желудке не заставил себя долго ждать. Слегка поморщившись от неприятных ощущений, я взглянула на протянутую руку парня, что сидел рядом (по всей видимости он решил, что я напилась и хотел забрать бутылку), но я лишь хмыкнула в ответ и допила остатки.
Автомобиль начало довольно сильно качать на ухабистой дороге, на которую мы съехали с основной трассы.
— Почти приехали. — коротко отозвался отец на мое короткое: «Эй, куда это мы?».
Определить сколько времени я проспала было совершенно не под силу, потому что небо было затянуто серыми тяжелыми облаками, а спросить у отца мне почему-то совершенно не хотелось.
Водитель отца петлял по дороге в попытках объехать глубокие ямы, что давалось ему с большим трудом: как бы не пытался он то и дело все равно проваливался в них, отчего автомобиль сильно потряхивало.
Пустой желудок. Вода. Тряска. Поплохело от такой качки мне достаточно быстро. Затравлено глядя на расстилающийся за окном пейзаж, состоящий из разбросанных тут и там небольших сельских домиков, я изо всех сил боролась с накатывающей тошнотой и молила только об одном — чтобы эта пытка поскорее закончилась.
— Здесь притормози! — отец указал на огромные зеленые железные ворота.
Они были сделаны из глухой стали и настолько высокими, что разглядеть что-либо за ними я попросту не смогла.
— Приехали! — обозначил он цель остановки.
— Как это «приехали»? Ты ведь обещал, что мы поедем домой? — пискляво возмутилась я, чувствуя как по спине пробежал холодок.
— Благодаря тебе теперь здесь наш дом! — рыкнул отец и, открыв свою дверь, немедленно вынырнул из автомобиля.
Я оторопела, но лишь на мгновение. В мозгу тут же услышала тоненький детский голосок:
«А я же говорила — не верь ему!»
И голос этот был мой собственный, точно такой, каким он был в детстве.
Неприятное колкое чувство сдавило грудь своими когтистыми лапами — в секунду я прозрела и поняла, что вновь обманута в своих наивных ожиданиях.
Хотя чего я могла ожидать от человека, который собственными руками вернул меня к тирану, в то время, когда я прибежала к нему за помощью?
Деньги и власть! Вот что всегда интересовало моего отца. Он не сказал напрямую, но по всем его реакциям и поведению, я поняла — меня предали вновь. Ну, или предадут при первой же возможности.
Я наблюдала за тем, как отец с силой несколько раз громыхнул мощным кулаком по металлическим воротам и с нетерпением начал переминаться с ноги на ногу — видно ждал, пока хозяева откроют незваным гостям.
Раз он сказал, что теперь здесь наш дом, значит мама должна быть тоже здесь. А если она здесь, то есть надежда, что телефон, по которому мы с Никитой связывались с ней, она взяла с собой.
Вдохновленная надеждой вновь услышать голос Ника, я напряженно наблюдала за небольшой дверью, что была врезана в этот огромный кусок грязно-зеленого металла. И ждала, что вот сейчас она распахнется и выглянет моя спасительница.
Еще раз кулак отца нетерпеливо и довольно звучно заходил по толстой стали. Где-то во дворе надрывно завыл басистым раскатистым лаем сторожевой пес. Сердце заклокотало так, что в ушах начало неприятно пульсировать.
— Счас! Иду! — послышался старческий женский голос, который абсолютно точно не мог принадлежать маме.
Что-то со скрежетом щелкнуло и дверь отворилась. Из-за широкой спины отца не смогла разглядеть ту, чей голос слышала несколько секунд назад. Отец же, подав нам знак выдвигаться следом за ним, слегка пригнувшись прошел во двор.
— Пойдем. — сказал Антон сидящему рядом со мной мужчине.
Тот в ответ кивнул и ухватился за ручку двери.
В те недолгие минуты, что мы молча шли по двору, я обдумывала поведение окружавших меня людей. Антон, хоть и не так давно работает у моего отца, но никогда прежде не позволял себе такого надменного и горделивого отношения ко мне. Второго парня я вижу впервые, поэтому на его счет ничего сказать не могу. А вот по поводу отца… Наверное, неудивительно, что он злится, ведь весь его бизнес строился на связях Игоря, а тот, я уверена, после моего побега был в ярости и перестал поддерживать своего тестя, а может и чего доброго стал применять эти самые связи для давления на моего отца.
Узкая, мощеная неровными камнями, дорожка, вела к низенькому, словно утопленному в землю, деревянному домику. Его маленькие окошки было сложно рассмотреть из-за разросшихся кустов белой и махровой пурпурной сирени. Запах от нее стоял неописуемый!
Но это было единственным достоинством неухоженного, с грязными покосившимися постройками, двора. «Вишенкой» стала огромная, сбитая из необработанных досок, будка, возле которой, звеня массивной цепью, бегала изможденная овчарка. Она злобно порыкивала в нашу сторону, но лаять не отваживалась.
Домик внутри был таким же стареньким и ветхим, как и снаружи, но одно то, что здесь пахло свежеприготовленной едой, делало его на удивление уютным.
Пока я мялась у порога, отчаянно соображая для чего меня привезли в это захолустье, отец по-хозяйски развалился на стуле, что стоял у окна и о чем-то тихо беседовал со старушкой, которая суетливо расставляла тарелки, наполненные до краев тушеной картошкой.
— Что стоишь в пороге? — рыкнул отец. — Проходи, осваивайся. Здесь побудешь, пока я не разгребу то, что ты успела натворить!
— Ты же обещал, что я смогу позвонить Никите! — фыркнула я не менее резко.
Отец соскочил со стула и в два шага преодолел расстояние разделявшее нас.
— Какой тебе Никита? —
