Измена. Развод. Моя (не)случайная беременность - Лика Ланц
– Да, я вижу, что классная, – глаза у Самойлова светятся улыбкой. – Ну, беги в машину, Петь, а мы немного поговорим с Анной гкхм… Романовной.
Кажется, я не хочу с ним разговаривать, но придётся. Это часть учительской работы, которую не выбирают.
Петька уходит без сожаления. Он радостно возбуждён. Ещё бы – отец наконец-то соизволил за ним прийти. Два часа спустя после занятий. Самойлов смотрит ему вслед, а затем поворачивается ко мне.
– Я бы хотел знать о нём побольше, – подбирает он тщательно слова. – У нас… непростая ситуация. Мы с женой расстались. И буду вам благодарен, если вы немножко его поддержите. Петя… очень ранимый. И тяжело переживает то, что с нами случилось.
Я настроена против этого статного красивого мужчины. Но он невольно вызывает симпатию. Не знаю почему.
Может, он и неплохой. Местами. Как и Вадим. Но то, что он сделал, вызывает протест. А я не могу, не могу показать своего отношения. Должна быть бесстрастной, не судить.
Не знаю, как найти этот баланс. Не накричать на него, например.
– Пройдёмся немного? – протягивает он раскрытую ладонь. А я не могу, не могу подать свою в ответ.
– Давайте, – принимаю решение и иду вперёд, так и не подав ему руки.
Невыносима сама мысль прикоснуться к мужчине, что не только жену обидел, но и сына предал. Мальчика, который беззаветно его любит.
Глава 30
Самойлов идёт за мной вслед. Затем догоняет, и вот мы шагаем рядом, направляясь к клумбам. Чуть дальше – школьный стадион, пустой сейчас.
– Вы не будете против, если раз в неделю я буду приходить?
Я смотрю на него с замешательством и удивлением, наверное.
– Это право родителей приходить в школу, интересоваться успехами своих детей.
– Да-да, конечно, – трёт он лоб. – Раньше этим занималась жена, а я как-то… не то чтобы не интересовался. Просто это было… распределение обязанностей, что ли. Я зарабатывал деньги, она занималась домом и ребёнком. Поэтому для меня всё, как в первый раз. И, наверное, я могу задавать какие-то глупые вопросы. Или спрашивать об очевидных вещах. Но мне очень нужна обратная связь.
Он тяжело вздыхает, закладывает руки в карманы брюк. Осенний тёплый ветер треплет его волосы. Ещё пока тепло. Наверное, последние деньки, когда можно насладиться хорошей погодой. Но мне холодно изнутри, хочется поёжиться.
– Скоро у нас будет родительское собрание.
– Нет, это не то, – качает он головой.
– У нас есть родительский чат, я могу вас подключить, – чувствую собственную беспомощность, потому что не желаю часто видеть этого мужчину. – В конце концов, есть мой телефон. Вы всегда можете позвонить и поинтересоваться ребёнком.
– Я буду приходить, – упрямо сжимает он губы и становится суровее и старше, чем есть на самом деле. – Мне это нужно. И Пете, наверное, тоже. Я пойду. Петя меня заждался. До встречи, Анна Романовна.
Он уже не протягивает руку, кивает и уходит. Шаг у него широкий, твёрдый. И я снова ловлю себя на том, что чувствую к нему симпатию. Он чем-то сейчас похож на сына: такой же одинокий, хоть я знаю, что это далеко не так.
Пора и мне домой. Я возвращаюсь в школу, чтобы забрать из кабинета сумочку. Уже на подходе слышу, как разрывается мой телефон.
В последнее время каждый звонок вызывает во мне протест. Несколько раз в день, как часы, звонит Вадим. Я не отвечаю, а он продолжает звонить. Словно пытается этими звонками выбить меня из равновесия.
К счастью, это не Вадим.
Рейнер. Снова что-то сжимается в груди, когда я вижу на дисплее его фамилию.
– Вас не поймать, Анна Романовна, – вливается в меня его глубокий голос, как только я отвечаю на телефонный звонок.
– Простите, была занята.
– С выходом. Именно поэтому я вам и звоню. Как вы смотрите на то, чтобы завтра мы организовали доставку кабинета?
– Завтра?..
Я вдруг с ужасом понимаю, что ни слова не сказала Анаконде.
– А зачем тянуть? После уроков, разумеется. Чтобы не нарушать учебный процесс, – в его голосе явственно читался весёлый сарказм.
– А как же красная лента? Вспышки фотокамер? Прочувствованная речь? – не удержалась и я.
Рейнер расхохотался.
– Умеете же вы, когда хотите, Анна Романовна, подчеркнуть, что я зануда, сноб и вообще неравнодушен к почестям. Думаю, всё организуется неким волшебным образом. Речь я заготовил. Длинную. На полчаса. Слушать не переслушать. Так что готовьтесь. И попрошу не зевать. Кого поймаю за этим постыдным делом – кара будет страшной.
– Поставите в угол?
– Не исключено.
– Учтите: это непедагогично.
– А я и не педагог, если вы успели заметить. К тому же, спонсорам прощают некие вольности. И даже поощряют.
– Я могу для вас нарисовать медаль. На цветном картоне.
– Лучше орден. Я тщеславен. Медаль как-то мелко.
– Тогда уж звёзды на погоны и в лоб. Чтобы все ослепли от вашего великолепия.
Он хохотал заразительно. Вкусно. И с ним… было легко.
Совсем не тот мужчина, о котором я читала в интернете. И далеко не тот чужак, что рассматривал меня в туалете на закрытом приёме.
Как иногда легко мы судим. Как часто ошибаемся.
Но что касается Рейнера… Нет, я понимала: он далеко не со всеми такой. И то, что приоткрывалась в нём дверца, куда не каждому дано заглянуть, и льстило мне, и вызывало любопытство, и волновало.
– Предлагаю пообедать, – резко, без перехода.
– Спасибо, но, наверное, не стоит, – покачала я головой.
– Трусиха, – в его устах обидное слово звучало мягко и нежно, что ли.
И я действительно струсила. От мурашек по коже. От узла в животе. От сердца, что рвалось на волю.
– До завтра, Илья Эдуардович, – проговорила скороговоркой и отключилась.
Нужно отдышаться. И зайти в кабинет Анаконды.
Анна Кондратьевна изображала вид очень занятой деловой женщины. У неё была эта фишка: вечно занятая, никому не входить, всем ждать на задних лапах. Секретарь Валя только руками развела: мол, очередной приступ, жди.
Часы уже показывали почти четыре часа, рабочий день заканчивался даже у главы этого заведения, но нет же: дела и заботы у Анаконды не заканчивались.
Я устала, хотела есть. Чай и булочка будто в бездну провалились. А дома шаром покати.
