Ты – всё - Елена Тодорова
© Юния Филатова
«С пулей в сердце крепче спится…»
Верчу эту фразу. Сбиваюсь со счета.
Первую ночь не сплю. Вторую — урывками. Третью — снова на вахте.
Я на страже своей души.
Нечаев уже пронесся там пожаром. Уничтожил защиту, которую я выстраивала годами. Разбередил старые чувства. Все, что мне нужно сейчас — загасить их снова. Спрятать. Прикопать. Выстоять.
Боль зажимает виски в тиски. Не помогают никакие лекарства.
Собираюсь на работу, как в последний путь — лучшее платье, новые туфли, шикарная укладка, сдержанный дневной мейкап. Учитывая внутреннее состояние, выгляжу прекрасно. Только улыбаться сил нет.
«С пулей в сердце крепче спится…»
Что он имел в виду? Действительно ли в титан закована та самая гранатовая пуля, которую я когда-то вынудила купить, чтобы носить как символ нашей любви? Зачем?
Нет, это невозможно.
Мне свою даже доставать страшно. А он носит?
Да нет… Нет же! В этом никакого смысла!
Мой «монстр» в коробке под кроватью. Заточила. Сейчас смотрю на небольшой просвет между покрывалом и полом, и жалею, что не выбросила.
Черт… Черт… Черт…
В этой проклятой, погребенной под пылью коробке не только кровавая пуля. Там фотографии, билеты из луна-парка, футболка Нечаева, фантики от чупа-чупсов, которые он мне носил…
Черт… Черт… Черт…
Когда внутреннее напряжение достигает пика, зло швыряю на туалетный столик карандаш для бровей. Со вздохом закрываю лицо руками. В образовавшейся темноте старательно выравниваю сердечный ритм. Пока специальным образом дышу, неосознанно прокручиваю недавний разговор.
— Приветствую всех членов на внеочередном созыве девочек Сукэбан!
Мои нервы расшатаны, но язык все равно не поворачивается, чтобы одернуть сестру и призвать к какой-то серьезности. Проще делать вид, что из всех собравшихся меня лично ничего не задевает.
«Банда Сукэбан, блядь…» — бьет разъяренной хрипотой по раскалывающимся вискам голос Нечаева, когда смотрю на то, как Мадина дает Рокси грудь.
Да уж…
— Разведка донесла, что старший Нечаев после клуба был страшно зол!
— И что это, позволь поинтересоваться, за разведка? — протягиваю я скептически. Выдерживаю нейтральное выражение лица, хотя сердце уже разгоняется. — Егор?
Сестра скрещивает руки на груди и с вызовом выдвигает подбородок.
— Это секретная информация.
— Значит, Егор, — холодно констатирую я.
— Сто процентов, — поддерживает Мадина.
— Да какая разница? — возмущается Ага. — Я вам говорю, старший орал, как озверевший! Такого шухера в родительском доме навел, что даже Боди-уроди досталось.
— Хм… — толкаю я все с тем же показным равнодушием. — А он-то при чем?
Сестра фыркает.
— При том, что он — настоящая задница! Демон-пиздюк! Даже Егорыныч с этим исчадьем ада не сравнится. Да ни один Нечаев! Чтобы ты понимала, на торжестве в честь празднования восемнадцатилетия Егора этот гаденыш поджог на мне платье!
— Что?.. — выдыхаю в замешательстве, забывая, что собиралась выдерживать хладнокровие. — А что ты там делала, Агусь?
Сестра не только резко замолкает, но и весьма бурно краснеет.
— Этот придурок… — рычит Ага агрессивно, мастерски переходя из режима защиты в режим нападения. Делает это настолько взволнованно, что тут же задыхается. А восстановив легочную вентиляцию, презрительно уточняет: — Егор, который! Юния, он четыре с половиной года за мной во все секции таскался! Мои секции!!! Он мне жизни не давал! Устраивал массовые травли по всем фронтам! Даже, косолапый, в мой музыкальный класс добавился! Знаешь, сколько я из-за него в начале этой войны слез пролила?! Потом приняла правила боя и стала отражать. А иногда, как в тот чертов день рождения, на опережение шла! Мне хотелось испортить один из главных праздников в его гребаной жизни — день совершеннолетия. И мне это, несмотря на сожженное Боди-уроди платье, удалось! По гроб жизни не забуду, каким взбешенным был Егорыныч! Ха-ха.
— Почему я об этом не знала? — сокрушаюсь. После выдоха и вовсе повышаю голос: — Почему ты не рассказывала, что он тебя донимает???
— Потому что… Потому что тебе и так досталось от Нечаевых! Папе с мамой тоже… Из-за Яна умерла бабушка! И едва не умерла ты!
— При чем здесь… — шепчу задушенно. — Я сама виновата!
— Неправда!
— Агния, — толкаю сурово, смотрю предупреждающе. — Пусть эти Нечаевы просто… Пусть все они катятся к чертям собачьим!
Сестра не отступает.
— Так и будет, Юния! Если мы разработаем общий план.
— Я в деле, — выпаливает Вика, прежде чем я успеваю что-либо ответить.
— Я тоже, — впрягается и вовсе неожиданно Мадина. — На активные действия с моей стороны не рассчитывайте. Но как дополнительная голова я включусь с удовольствием.
— Юния? — выдыхает Ага, замирая на мне выжидающим взглядом.
Да блядь!
Все, чего я хочу — чтобы Ян снова убрался из моей упорядоченной и спокойной жизни.
Хочешь ли?
Переместив руки, осторожно разминаю виски.
Тяжело признавать, но мне интересно, что же такого сказал или сделал братьям Ян… Ох, да ну на хрен! Ну сколько же можно?!
Собравшись с силами, покидаю спальню.
— Подвезти тебя на работу? — папа выскакивает с этим вопросом из-за угла в коридоре, словно только меня и ждал. — Мне как раз в администрацию нужно.
— С утра пораньше? — смеюсь сипловато. Как-то же нужно вытолкнуть эмоции. Меня триггерит, что родители снова пытаются лезть в мою жизнь, но я пытаюсь этого не показывать. Знаю, что сухая уверенность и спокойная категоричность действеннее. — Пап, прекращай, — в голосе появляются предупреждающие нотки. Поправляя перед зеркалом повязанную на шее белую косынку, нахожу в отражении багровое, как мое платье, лицо отца и задерживаю на нем автократический взгляд, которому у него же научилась. — Не вздумай вмешиваться, — предупреждаю достаточно жестко. — Со своей жизнью я разберусь сама.
— Да я и не собирался… Кхе-хе… — выдает отец хрипло, смущенно и явно раздраженно. — Правда ведь по дороге нам…
— Спасибо, — перебиваю его негромко, но твердо.
Еще один беглый взгляд, и я, не прощаясь, покидаю квартиру.
Честно признаться, рассчитываю на мягкое вхождение в зону турбулентности. Приезжаю в офис намного раньше положенного времени. Делаю кофе и занимаю рабочее место, намереваясь просидеть за работой минимум до обеда.
Но…
Нечаев собирает совещание отдела.
Едва эта новость добирается до меня, цепенею. Уставившись невидящим взглядом в экран монитора, даже моргнуть неспособна.
Бах-бах-бах-бах-бах-бах-бах… Удары сердца не просто оглушают.
Они парализуют работу нервной системы, вызывая в моем организме какой-то глобальный катаклизм. Они превращают мои внутренности в фарш. Они размазывают по ребрам бушующие эмоции. Они в физическом смысле меня убивают.
Прижимая к груди задрожавшую ладонь, медленно двигаю ресницами. Натужно вдыхаю кислород. И быстро смахиваю выкатившиеся из глаз слезы.
— Ты в порядке?
Сочувствие, которое проявляет Алла, и дает мне силы собраться.
Ненавижу всякого рода жалость! А
