Надеюсь, она не узнает (СИ) - Анна Шнайдер
Куда-то ты не туда свернул, Костя!
И вправду: ехал без навигатора и свернул на вечно ремонтируемую дорогу. Забавно! Это была та самая дорога, о которой писали в новостях и фотографию которой я выложил в сообществе района, написав дурацкий комментарий. Именно он и притянул ко мне Луну. Или Веру.
Как её теперь называть?
Нужно добавить в жизнь хотя бы немного определённости. Значит, поеду по навигатору. Я вбил в строку поиска нужный адрес и продолжил медленно плестись с остальными водителями, объезжающими дорожные работы.
Оказавшись в квартире родителей Кира, я решил, что сегодня поеду навестить своего старика. Глядя на чужих родителей, часто вспоминаю своих. И так как у меня образовалось окно между переездом Веры и рабочей поездкой в клуб, то грех было не воспользоваться появившейся возможностью.
Интересно, но, чем ближе я был к дому Веры, тем больше думал о ней и о Луне. А чем ближе был дом отца, тем больше начинал думать о нём, о детстве с родителями, о маме.
Я как космическое тело двигался между двумя планетами и оказывался в зоне притяжения то одного, то другого.
Вначале меня удерживала в своей орбите Вера. Луна. Несмотря на то, что дорога отвлекала от мыслей, я старался думать о работе и даже специально включил музыку из плей-листа предстоящего феста, но полностью переключиться не удавалось.
Вера — женщина. Такой вот удивительный факт от Капитана Очевидность. Какого чёрта? Она была подругой, но никак не девушкой и не женщиной. Что изменилось? Я ведь никогда не воспринимал её иначе! Да ведь?
Вроде бы да.
А может, сегодня я не совсем на неё смотрел? Может, я смотрел на Луну, то есть вспоминал Луну и наше с ней виртуальное хулиганство, и это отразилось на моих чувствах к Вере? Отрикошетило, скажем так, и немного задело Веру…
Да? Почему бы и нет…
Вера симпатичная, я это, конечно, знал всегда, но никогда не смотрел на неё как мужчина. Я воспринимал её внешность примерно как красоту мраморной статуи обнажённой дневнегреческой богини — восхищался, даже любовался, но ни о каком влечении речи быть не могло.
А теперь что-то изменилось.
Кстати, у неё красивые руки. Я раньше этого точно не замечал. Невольно вспомнил фотографию руки Луны, и стало чертовски стыдно перед Верой. А ведь она когда-нибудь наверняка узнает…
Наконец-то проскочил пробку и выехал на более-менее свободный проспект. Отдалялся от Веры-Луны, приближался к отцу.
А ведь они знакомы. Вера неоднократно бывала у меня в гостях много-много лет назад. Последний раз в одиночку она приходила в классе шестом, наверное? Да, точно. Потом всё изменилось. Потом только на дни рождения, но уже вместе с другими ребятами. Папа до сих пор спрашивает меня: «Как там Вера?», «Как Кирилл?», «Общаетесь? Ну и хорошо…»
Вера нравилась моим родителям, но мама постоянно неуместные своднические шуточки отвешивала. Когда она видела нас вместе, то частенько говорила что-то вроде: «О, голубки прилетели». Или даже: «А свадьба когда будет?» Мне было неловко, но между нами с Верой это не создавало никакой напряжённости.
Мама была эксцентричной женщиной. К счастью, в школе она появлялась редко, поэтому краснеть за неё мне особо не приходилось.
А Вера, в свою очередь, понимала, что я стесняюсь мамы, поэтому старалась в разговорах её не упоминать и всячески показывала, что мне нечего стыдиться, да и вообще: «Нет у тебя никакой мамы, о ком ты, рыжий?» — говорила Вера с серьёзным лицом и оглядывалась по сторонам, будто выискивая, о какой маме идёт речь, и я начинал смеяться.
Так сложилось, что ни Вера, ни Кир, да и никто вообще, долгое время не знали, что моя мама бросила папу, а в каком-то смысле и меня, когда я был в девятом классе. Точнее, в то время мама начала изменять папе, он подозревал это, но терпел около года, так как надеялся, что она перестанет ходить налево и не уйдёт от него. Когда я возмужал достаточно для того, чтобы спросить отца, почему он повёл себя так сдержанно в ответ на измену, он ответил: «Слишком сильно любил эту женщину».
Настолько сильно, что полностью задушил чувство собственного достоинства. Но это уже мои соображения, а не его.
Если бы не папа, я бы ненавидел свою мать, но он постоянно твердил мне, что эта ситуация касается только их двоих, и что она ушла от него, а не от меня, и что я не должен её ни в чём обвинять. «Разлюбила. Бывает. Это жизнь», — говорил папа. И я на какое-то время смягчался. Да и мама действительно не совсем исчезла из моей жизни. После своего переезда к любовнику она продолжала со мной видеться, но, как правило, на нейтральной территории, чтобы лишний раз не пересекаться с папой, а я не видел маминого хахаля, которого ненавидел всей душой. А на мои дни рождения она приезжала к нам и вполне удачно отыгрывала роль прилежной мамы. Поэтому никто из друзей и не заподозрил, что в семье Вершининых настали перемены. Единственный, кто бывал у меня в гостях в обычные дни, это Кир, но он всегда был настолько невнимательной тупой табуреткой, что ни о чём не догадывался. Я рассказал ему всё лишь пару лет спустя.
Когда я учился на первом курсе, любовник мамы стал её новым мужем.
На свадьбу к ним я не пошёл из уважения к отцу. Он был против такого решения, даже говорил: «Это же твоя мама!», но я был непреклонен. Для меня было важнее поддержать отца, который продолжал любить эту женщину, и каждый новый её шаг убивал папину надежду на то, что они снова когда-нибудь будут вместе.
Весь день маминой свадьбы отец пролежал в кровати, говорил, что приболел, но я-то знал, как называется его недуг. Уж точно не простуда.
Чем больше я видел страдания папы, тем бессмысленней были его попытки оправдать мать. Не то чтобы я начинал её ненавидеть, но со временем мне всё меньше и меньше хотелось поддерживать с ней связь. И надо сказать, что такие взаимоотношения с тем, кто тебя родил, никогда не проходят бесследно.
Я помню, как влюбился в девочку в детском садике. Невинное детское чувство. А вот в школе я как будто и не влюблялся ни в кого. Дружил с Верой, но совсем не помню, чтобы кем-то заинтересовался хоть раз. По-моему, Вера даже спрашивала меня как-то, нравится ли мне наша одноклассница, в которую все пацаны
