Осколки. На острие боли (СИ) - Вольцева Яра

Элтон включил трек. Я прикрыла глаза. Сделала пару вдохов и включила микрофон.

– Hey, Nikita, is it cold in your little corner of the world?

Я открыла глаза и пропела первые слова, глядя в глаза Никите. Между нами словно протянулась невидимая нить. Я забыла про всех этих посторонних людей, кому не предназначались слова этой песни, сосредоточилась только на имениннике.

– I'll never know, how good it feels to hold you. Nikita, I need you so.

Когда я пела эти строки, то меня охватил жар. Мои щеки явно раскраснелись, но я продолжала удерживать взгляд лишь одного человека.

Повсюду царила полная тишина. А в глазах Ника я видела неподдельное восхищение. Мне всегда говорили, что я хорошо пою, но раньше я никогда не пела на такую большую публику. Да и на маленькую тоже. Разве что лет до десяти на новый год, стоя на стульчике в ожидании подарка деда Мороза.

– Do you ever dream of me?

Мне показалось, что Ник кивнул, словно я задал ему вопрос. Я продолжала петь, мой голос становился глубже и глуше, пока вовсе не затих на последней строчке.

Пауза. Тишина. Одна секунда. Две.

Народ начал хлопать, кто-то засвистел, а я продолжала стоять на своем месте. Ник шел ко мне.

– А ты умеешь удивлять, Софья Георгиевна.

– Старалась. С днем рождения, Ник!

– Я рад, что ты сегодня со мной, – прошептал он и вдруг наклонился, словно намеревался меня поцеловать.

– Все смотрят, Ник, – тихо сказала я, чувствуя, как от чужого внимания покалывает кожа.

Благо, ди-джей Элтон предусмотрительно врубил музыку, и большая часть гостей отвлеклась на танцы.

– Так важно, что смотрят? – ухмыльнулся Ник и внезапно обхватил меня руками за талию, притягивая безумно близко к себе.

– Мне неловко.

– А ты у меня стесняшка, Софья Георгиевна.

Он снова перешел на шутливый тон, и меня немного отпустило. Напряженная ситуация.

– Идем ко мне? Тут шумно.

От его предложения меня бросило в жар, но я вспомнила его ответ, когда я заподозрила его в крамольных мыслишках насчет себя, и согласно кивнула. Уверена, он меня не тронет без моего на то желания.

В его комнате и правда никого не было. Тихо. Как только мы вошли, Ник кинул телефон на кровать, а я неуверенно присела на краешек.

– Я пойду умоюсь, виски немного покалывают.

Он отошел, а я осталась одна. Посмотрела по сторонам и увидела полку с книгами. Только хотела встать, как на его телефон пришло сообщение. Я, честно, не собиралась смотреть, но так нервничала, что забылась, подумала, что это мой смартфон.

Это была Алина.

“Привет. Ну как прошло?”

Я попыталась разблокировать экран, но когда не вышло со второй попытки, наконец, заметила, что это телефон Ника. Меня будто оглушило на несколько секунд, и в себя я пришла, когда открылась дверь ванной.

– Ты общаешься с Алиной? – спросила я и провела языком по треснувшим губам. Во рту пересохло, но это последнее, что сейчас меня волновало.

– Она сама мне пишет, малыш.

Он впервые за эти недели назвал меня так. Я уже и забыла, как начиналось наше общение.

“Пришли мне фоточку, малыш”.

– Что пишет? – спросила я и скосила глаза на телефон. Он сунул его в карман джинс, и я сглотнула, будто чувствуя вязкость горечи во рту.

– Ничего такого. Не может смириться с разрывом. Это неважно, малыш. Только ты мне нужна. Иди ко мне, – раскрыл свои объятия Кит, улыбаясь при этом своей нежной улыбкой, которую я никогда ранее не видела. – Ты и правда особенная для меня, малыш. Никогда в этом не сомневайся.

Обычно уголки его губ приподнимались либо в дерзкой ухмылке, либо в гримасе ярости и боли. Сейчас же передо мной сияло солнышко – теплое, озаряющее, дарующее мне надежду, что я – та самая избранница того самого парня – Никиты Ласкового. Пожалуй, впервые его фамилия подходит его внешнему виду.

Я успокоила себя тем, что Алина интересовалась, как прошел его день рождения. Мне нечего переживать. Иначе бы Ник позвал ее на вечеринку.

– Спасибо, – прошептала я и кинулась к нему, слегка ударяясь о стальной торс.

Я зажмурилась и крепко сжала вокруг него свои руки, желая втиснуться ближе, прирасти к нему и никогда больше не отлипать. Стать единым целым, чтобы никто не мог нас разъединить.

– Никогда не говори мне спасибо, – обратился он ко мне хриплым тоном.

– Почему?

Я замерла в кольце его рук, подняла голову и уткнулась носом в шею.

– Спасибо говорят тем, от кого хотят отвязаться, – слегка улыбнулся он, снова умничая.

– Раньше тебя это не беспокоило, – фыркнула я, но он не проникся, выглядел довольно серьезно.

– Тот день, когда скажешь мне это слово, дашь понять, что больше не хочешь видеть меня.

Его слова ранили меня, резанули остро, словно нож по раскаленному маслу. Неужели он считает, что нас ждет несчастливый конец? Как у Джульетты и Ромео?

– Я не захочу расставаться, – грустно улыбнулась я и глубже вдохнула его запах, словно какая-то наркоманка. – Никогда!

Его грудь сотрясалась и мелко вибрировала. Он смеялся, вот только смех был какой-то невеселый, скорее печальный и полон затаенной боли.

– Не зарекайся, малыш, – прозвучали для меня самые бредовые слова.

Знала бы я, что они пророческие...

Глава 22

Домой я пришла под утро. Телефон так и не решилась включать. Надеялась, что родители спят, но всё было ровно наоборот. Нет, папа вроде спал, а вот мама сидела в моей комнате, будто всю ночь не сомкнула глаз.

– Софья, – вскрикнула она и подскочила с моей кровати при виде меня.

– Мама.

Мой голос звенел от напряжения. Несмотря на то, что

– Я не пойду сегодня в школу.

– Да-да. Конечно. Я позвоню твоей классной и скажу, что ты приболела.

– Хорошо.

Я переоделась и схватилась за расческу, проходясь зубьями по волосам. Когда я нервничала, это мне помогало. Особенно перед сном.

– Давай поговорим, Соф. Пока папа спит. Я сказала ему, что ты с ночевкой у тети Марины.

– Никто меня не искал? – спросила я, не удержав в себе вопрос.

– Я знала, что с тобой всё в порядке. Люди Михаила проследили за тобой.

– Михаила…

– Присядь, пожалуйста, Соф. Нам и правда надо поговорить.

Мама похлопала по постели ладонью, и я не стала артачиться, как бы сильно мне не хотелось сбежать. Присела около нее и скрестила ноги, положив на них руки. Только сейчас обратила внимание, что они дрожали.

– То, что ты увидела сегодня, Соф, недоразумение, ты всё не так поняла, – начала говорить мама, голос ее звучал прерывисто, словно она превозмогала себя, ведя этот разговор.

– А как я всё поняла?

Я вдруг обрела спокойствие, будто кто-то выключил все мои эмоции. Я говорила равнодушно и холодно, и мне это нравилось. Я не желала испытывать все те эмоции, которые одолевали меня в те минуты, когда я увидела маму и Михаила.

– Ты подумала, наверное, что я изменяю твоему отцу.

Мама говорила как-то неуверенно, она впервые оказалась в такой ситуации, когда была вынуждена оправдываться. Еще и передо мной.

Я молчала, и от этого мама нервничала еще сильнее. Начала сжимать и разжимать пальцы, чесать костяшками пальцев правой руки по левой ладошке, и так по кругу. Она сильно нервничала.

– Всё не так. Я вернулась сегодня пораньше, так как соседи позвонили, что мы их затапливаем, и меня перехватил Миша. То есть Михаил. Как оказалось, он жил заграницей много лет. И вот вернулся и нашел меня.

– Мы затопили соседей? – зачем-то спросила я.

– Что? Нет-нет. Это оказались наши соседи справа. У них трубу прорвало.

– Ясно.

Наступило молчание. Может, из-за того, что я перебила ее, может, ей было тяжело говорить, но продолжила она не сразу.

– Я просто была в шоке, ведь двадцать лет не видела его. Он был моей первой любовью, а это не забывается. Ты должна это понимать, ты ведь такая юная, Соф.

– Так странно. Когда ты пеняла мне на то, что я разрушила отношения Никиты и Алины, ничего не сказала про мою влюбленность в него, – задумчиво прошептала я, уставившись в одну точку на стене. Я боялась сместить фокус зрения или двинуться. Мне казалось, что сделай я это, и флер стазиса моих эмоций спадет, и я разревусь окончательно.