Марат. Любить вопреки - Екатерина Аверина
— Убери руки. Ты делаешь мне больно, — требует Ро.
Трясу головой. Отпускаю ее. На светлой коже остались красные следы от моих пальцев. Меня колотит всего. Кожу покалывает. Перед глазами плывет, а в груди горит. Хочется отметелить что-нибудь прямо сейчас, только легче не станет. Никогда не станет…
— Прости, что так вышло, — она едва касается прохладными пальцами моей руки и у меня в голове лопается огненный шар. — Надеюсь, ты будешь счастлив. Прощай, Марат.
Моя мечта поднимается, обходит меня и исчезает, оставляя меня в наполненной ее запахом кабинке. Без сил вновь опускаюсь на колени, хватаюсь за волосы и скулю, как побитый пес, не в силах вынести происходящее.
Как? Как, блядь, в такое поверить?!! Все закончилось? Это реально конец?! Она решила забрать у меня все? Мое сердце, мою душу, моего ребенка?! Серьезно? Девочка, которая еще час назад прижималась ко мне как перепуганный котенок, разорвала меня на куски за считанные минуты.
— Ссука!!! — ору на всю кабинку и толкаю ладонями тяжелый деревянный стол.
Поднимаюсь, пинаю его ногами. Чашки с чаем переворачиваются. Все течет на пол. В кабинку врываются два охранника, и я срываюсь на них. Ничего не видя перед собой, кидаюсь в драку. Меня скручивают и выкидывают на улицу в ближайший сугроб. А машины Стоцких уже нет. Уехали. Увезли с собой все самое дорогое, что появилось в моей жизни после смерти отца и сестры.
Меня ломает и встать я даже не пытаюсь. Свернувшись в клубок, лежу в снегу, надеясь тихо сдохнуть. Люди ведь не живут без сердца. Мое вырвали с мясом.
Закрываю глаза, считая последние отголоски его ударов.
Раз, два, три… десять…
Становится совсем холодно, тихо и очень темно. Наверное, именно так выглядит смерть. Значит я скоро увижу отца и малую. Если заслужил, конечно, место рядом с ними.
Глава 23. Неожиданная находка
Глава 23. Неожиданная находка
Аврора
— Аврора, тебе надо есть! — настаивает мать.
Да, я знаю. И есть, и пить, а еще двигаться, ходить к врачу, ездить в новый университет, так как от заочного я пока отказалась, и посещать психолога.
Никто даже не думал давать
мне передышку после расставания с Маратом. Мия откуда-то узнала, что он вторую неделю лежит в больнице с воспалением легких и пролежит там еще как минимум столько же. Совсем один. У меня есть она. Подруга, которая практически поселилась у нас, в страхе, что я сорвусь и что-нибудь с собой сделаю.
Первые трое суток боль была настолько сильной, что я и сама думала — не справлюсь. Ребёнок внутри меня, часть Марата, часть нашей с ним любви стал якорем, удерживающим меня в этом мире. В мире, где у меня есть все и ничего нет. Пустота поселилась в центре груди и высасывает их меня жизнь. Я ковыряюсь в тарелке, кладу в рот кусок белого куриного мяса, запечённого с травами специального для меня, и мозг помнит, что это очень вкусно, но вкуса я не чувствую, будто ваты в рот набила. Стараюсь быстрее прожевать и проглотить вместе с очередным комом слез, которые здесь никто не понимает и не принимает кроме той же Мии.
— Погуляем? — предлагает подруга.
Наверное, мы погуляем. Да. Это ведь нормально, ходить по улице, дышать свежим воздухом. Для ребенка, опять же, полезно. И я киваю, отложив вилку. Даже половины не съела. Не могу. Меня тошнит и это не токсикоз. Это тоска не помещается внутри меня и требует выхода.
Мия гладит по спине, помогает встать, берет под руку и ведет в сторону лестницы все время придерживая, потому что сама я не могу. Спотыкаюсь все время, да и не вижу ничего перед собой. Глаза опять застилают слезы.
Нельзя о нем думать. Но я уже опять нарисовала себе его в палате под капельницей. Вспомнила все, что наговорила в ресторане. Ту боль, что взрывалась атомными снарядами в его глазах. Марат до последнего не верил, что это правда конец. Я тоже не верю. Я вижу его во сне. Ощущаю на губах его поцелуи с привкусом сигарет. Чувствую его горячие ладони на своей коже.
Заходим с Мией в спальню, я разворачиваюсь, обнимаю подругу и рыдаю уже в голос. Тут можно. Никто не будет упрекать и читать нотаций.
— Рори, — Мия обнимает в ответ, поглаживает по спине, и сама едва не плачет. — Зря я тебе сказала.
— Н-нет, — кручу головой. — Н-не з-зря.
Истерика забирает у меня все: дыхание, равновесие. Ноги становятся шарнирными. Он бы поднял сейчас на руки, уложил в кровать, лег рядом и шептал всякие успокоительные глупости. Мар не любит, когда я плачу. Он всегда теряется и злится на себя.
— М-мне так п-плохо без него, — выдавливаю из себя. — Т-так б-больно, — губы дрожат, слова даются с огромным трудом.
— Вижу, — всхлипывает подруга. — Ты сильная, слышишь? Я недавно поняла, что мы дружим, кажется, всю жизнь, а я тебя совсем не знала.
— Я не хочу быть сильной! — колени подгибаются, и я оседаю на пол.
Мия не может меня удержать. Она садится вместе со мной. Ладонями стирает бесконечный поток слез с моего лица, убирает за ухо мокрые пряди волос, а я реву еще громче, потому что этот жест опять напоминает его.
— Не хочу без него…. Не могу…
Подруга разворачивает меня боком к себе, обнимает, гладит и укачивает прямо на полу. Обвиваю руками живот. Начинаю медленно успокаиваться, но сил больше ни на что не осталось.
Поднимаюсь, делаю два шага до кровати, ложусь и закрываю глаза, моментально проваливаясь в сон. Хотя бы так я могу быть с тем, кому отдала свои сердце, душу и тело.
Просыпаюсь, когда за окном уже темно. Весь день проспала. Мия сидит за моим ноутбуком. За прозрачным стеклом, до середины покрытым морозным узором, валит снег. Белые, крупные хлопья подсвечивает уличными фонарями. Хочется выйти туда, сделать вдох, впустить в легкие немного свежести.
— Погуляем? — теперь я хрипло спрашиваю у подруги. Она вздрагивает, оглядывается и кивает, выдохнув с облегчением.
Одеваю первые попавшиеся тряпки из шкафа. Плевать, что это, лишь бы не заморозить малыша. Проходим с подругой через пустой коридор и холл. Выбираемся на улицу. Поднимаю голову, подставляя лицо снегу.
«Шарф где?» — сейчас бы ворчал Марат. — «И шапку забыла».
Снежинки падают
