Спрятанная местью (СИ) - Фьер Кара

Лжецы.

***

Они не только в моем теле.

Они заполнили мою душу и теперь я их люблю.

Они больше не кричат и не визжат. Не пытаются задушить своими когтями. Их лица превратились в красивые, а черные глаза больше не пугают. Они притягивают.

Мы разговариваем. В основном это делаю я, рассказывая о своей маме и Стелле. Иногда о мужчине с зелеными глазами, но они знают, что я не люблю говорить о нем, однако продолжают спрашивать. Я отвечаю, что он плохой человек на что тени согласно кивают, но есть и другие…

Я слышу, как они насмехаются надо мной и пытаются проникнуть в мой разум. Но я не хочу их. Я люблю свои тени и туман. Они слушают.

***

Они ушли.

Покинули меня и оставили одну. Больше никто не слушает. Я снова не могу говорить и шевелиться. Лишь открываю глаза, но в этот раз медленно. Яркий свет лампы раздражает больше, чем в прошлый раз.

Я снова чувствую удушающие когти на шее и каждую ниточку мокрой одежды.

Я отрываю затекшую руку от пола и подношу к глазам, рассматривая ее как инопланетное существо. Мои зубы стучат, пока я оглядываюсь вокруг.

Тело все еще прижато к холодному бетону и боль отзывается в каждой косточке.

Бетонные стены такие же холодные как пол. Я пытаюсь встать, но единственное, что удается — напрячь мышцы и их пронзает электрическим разрядом мощностью в миллионы вольт. С губ срывается всхлип.

Я не буду плакать. Не буду, но слезы текут из глаз как бы я ни старалась их остановить.

Где я оказалась? Почему все так ужасно болит?

Последнее, что я помню — мужчина, погрузивший мир во тьму.

Протягиваю руку, чтобы коснуться места, на которое пришелся удар, и оно вспыхивает болью. Морщусь и опираясь на руки кое-как подтягиваюсь к стене.

О господи, этот ужасный звук!

Он настолько громкий, что пробирает до мозга костей. Руки сами по себе тянутся к ушам в попытке хоть как-то заглушить потрескивание лампы. Трясущимися пальцами касаюсь кожи и все, что мне хочется так это взвыть от боли. Такое чувство, будто на меня вылили литры кипятка, хотя секунду назад было ужасно холодно. Я не замечаю, как слезы начинают течь из глаз сплошным потоком, пока я покачиваюсь взад-вперед, зажимая уши. При очередном покачивании спина касается стены и с губ срывается всхлип от внезапной боли.

Что происходит? Мамочки, почему все мое тело так болит? И еще в голове нет никаких мыслей, только потребность. Но нет никакого понятия в чем! Просто потребность. Каждая частичка меня умоляет о ней, кричит, и я кричу вместе с ними. Слабо замечаю, что к звуку лампы примешались и мои собственные звуки, которые пугают больше. Я чувствую их, но ничего не могу сделать. Это словно наблюдать за собой со стороны в экран телевизора.

Проходит какое-то время. Может несколько минут, а может дней, но, когда мой голос охрип от криков, слезы высохли, а боль перестала шокировать при каждом касании одежды или стен, глаза закрываются и мир снова погружается во тьму.

В этот раз эта тьма желанна и блаженна.

***

— Мы не можем держать ее дольше. Они уже в Катании. Не пройдет и часа, как выяснят наше местоположение. — незнакомый мужской голос прозвучал в голове.

Послышался чей-то смешок и заговорил другой мужчина, которого я уже слышала.

— Вовремя, сегодня как раз последняя доза. — я вздрогнула от холодного ощущения на коже, а затем в том месте словно разгорелся пожар, заставивший открыть глаза.

Мой взгляд сразу опустился к руке и глаза заволокла черная пелена.

— А вот наша гостья и проснулась. — едкий шепот, полностью разбавленный сарказмом, прозвучал у уха.

Мой мозг отказывался понимать. Даже этот человек, который ударил меня пистолетом не получал внимания. Мой взгляд был сфокусирован лишь на шприце, игла которого наполовину пряталась под кожей, вызывая сильное жжение.

Во рту было сухо как в пустыне, но я все же сумела разлепить губы.

— Что это? — я ужаснулась от того, на что был похож мой голос. Это даже голосом назвать то было нельзя. Хрип. Такой еще еле различимый хрип.

Мои глаза безотрывно следили, как прозрачной жидкости становилось все меньше и меньше, когда она исчезала из шприца в моей вене. Я попыталась отдернуть руку, но мужская ладонь больно сдавливала ее сверху.

В очередной раз я почувствовала влагу на лице и зажмурила глаза, пытаясь прогнать это ощущение, словно моя кровь раскаляется до такой температуры, что можно расплавить стекло. Вены горели. По ним бежала не кровь, а лава. Все кости ломило, мышцы сводило и в конечном счете эта волна добралась до головы, заставляя слезы катиться и катиться.

— Пожалуйста, пожалуйста… — молила я, но могла различить лишь отдаленные смешки.

В какой-то момент мои мольбы превратились в крики, а тело не могло найти себе места и бесконечно билось о пол, причиняя новую боль, но я не могла остановить это. Оно не подчинялось контролю.

Затем все исчезло и тени снова вернулись. Я приняла их без сопротивления. Они больше не казались страшными, а были спасением.

***

Вода.

Так много воды.

Влажные волосы прилипали к лицу, закрывая обзор, но я смогла отодвинуть их в сторону. Сразу же меня ослепило солнце. Такое яркое и утреннее, греющее кожу и освещающее деревья. На верхушках их листьев переливались различными оттенками лучи.

Мои губы тронула улыбка.

Я умерла?

Если да, то однозначно попала в рай. Значит Бог простил меня и не наказал за эту сделку с Фабио. Такая смерть совсем не страшна. Смотреть на солнце высоко в небе, ощущать свежесть ветра, дующего с леса и слушать пение птиц на деревьях такого яркого зеленного оттенка, что хочется превратится в одно из их, ощущать себя такой же ослепительно-красивой и величественной.

Но реальность быстро обрушивается на меня как лавина в горах. Голова сразу же начинает пульсировать, стоит оторвать ее от земли. Именно земли. Потому что, когда она снова падает, слышится хлюпанье.

Не умерла.

Или умерла, но Бог все-таки решил наказать меня.

Потому что вряд ли в раю я очнулась бы в луже грязи, в порванной одежде, с таким невыносимым зудом во всем теле и самое ужасное — снова с этой потребностью в чем-то.

— Габриэлла! — этот голос. Такой знакомый и такой желанный заставил всхлипнуть.

Боже, тело, пожалуйста, шевелись! Я так хочу встать и последовать за этим голосом, но ничего не получается. Я больше не ощущаю себя самой собой. Слезы катятся по щекам, когда я пытаюсь выбраться из грязи, но снова падаю вниз с этим мерзким звуком, который начинает все сильнее отдаваться в ушах и заглушать пение птиц и шелест деревьев.

Снова приходит это чувство безысходности и мой голос срывается на крик.

Пробуждение было внезапным, как и возникший из ниоткуда сон. В ушах стучало и собственное дыхание оглушало не меньше громкой музыки в клубе. Во рту было сухо и мерзкий привкус чего-то странного вызывал желание опорожнить желудок. Что-то тяжелое лежало на всей поверхности тела и вызывало нестерпимый зуд, да такой, что каждый вздох казался пыткой. С трудом высвободив руку, я скинула это что-то, даря небольшое, но облегчение. Глаза по-прежнему были закрыты. Не хотелось их открыть и снова обнаружить эти ужасные бетонные стены и ощутить адское сдавливание. Так случалось миллионы раз, а затем начинались крики, сводившие с ума.

Может, если просто лежать с закрытыми глазами и притворятся, будто не происходит ничего странного — не настигнет это ощущение? Не появятся тени? Это чувство, что ты совершенно один и никто, совсем никто тебе не поможет, не накроет новой волной?

Однако мои мечты разбились вдребезги, когда когти сомкнулись на моей шее.

— Нет, пожалуйста, нет… — моих сил хватало лишь на жалобные всхлипы, хотя на этот раз никакой влаги не чувствовалось. Слезы высохли.

— Габриэлла? — его голос.

Раньше он ни разу не появлялся. Приходили только тени и шептали о нем. Изредка яркие изумруды вспыхивали, но также быстро тухли.

Этот голос заставил открыть глаза.