Невыносимый - Александра Салиева

Парк «Семейный» встречает нас сиянием выставленных вдоль обочины вечерних фонарей и цветных гирлянд. По залитым водой дорожкам катается привычно много народа. На входе открыт пункт выдачи коньков в прокат. Мы им пользуемся только чтобы переобуться. А дальше я забываю обо всем, пока неспешно скольжу вдоль аллеи к центру парка. Там еще ярче, а по центру стоит огромная ель, сияя множеством огоньков. Вокруг нее мы и принимаемся кружить. Я показываю сыну элементы фигурного катания, которым занималась с четырех до шестнадцати лет, а он пытается повторить. Падает, поднимается, снова падает, пока не получается сделать как надо.

– Мама, это невозможно так кататься, – наконец, вздыхает мой мальчик устало, садясь прямо на лед, с которого я его тут же поднимаю. – Я так не могу, как ты. Ты просто невероятная! – заканчивает восхищенно, и я счастливо смеюсь ему.

– Прям уж и невероятная? – прищуриваюсь. – Это ты просто не видел, как катаются профессионалы.

– Ты все равно лучше, – обнимает он меня, и я отвечаю ему тем же.

– Ладно, идем за пирожками и шоколадом? – предлагаю. – Потом еще немного покатаемся и поедем домой, да?

– Ага, – соглашается Максимка и первым катится в сторону киосков с едой.

Там мы проводим не так уж и много времени. Замечаю у кромки следующих за нами попятам охранников и кивком предлагаю присоединиться к нам. Тоже устали, наверное – следить за нами. Пусть перекусят. Но те даже не думают двигаться с места, на что я мысленно пожимаю плечами и возвращаю внимание сыну. Тот уже успевает съесть пирожок с картошкой и теперь с блаженным видом пьет свою порцию горячего шоколада, слизывая языком остатки над верхней губой, но только больше размазывает. Достаю из рюкзака за спиной пачку влажных салфеток и аккуратно убираю все лишнее с его личика одной из них.

– Ты не медвежонок, ты самая настоящая хрюня, – комментирую свои действия.

– А вот и нет, – показывает он мне язык. – Я идеальный! – заявляет следом.

– И очень скромный, – усмехаюсь на такое заявление.

– И идеальный! Воспитательница сегодня так и сказала про нас с Лерой. Что мы идеальные дети. Потому что не бегаем и не шумим.

Не сказать, что я считаю такое сравнение с другими детьми правильным, но внутри испытываю материнскую гордость.

– Ладно, идеальный, поехали дальше. Посмотрим, как идеально ты катаешься, – перевожу тему, приглашающе протягивая ребенку руку.

Тот крепко хватается за нее, но ехать не спешит. Смотрит на других отдыхающих. Перед нами парочка из парня и девушки, которые неспешно и легко кружат по льду, и в каждом их движении чувствуется любовь. Глядя на них невольно хочется также. Для себя.

– Красиво катаются, – озвучивает мои мысли Максим. – Вот бы папа здесь был. Вы бы с ним тоже покатались так.

Скептически хмыкаю, но поганое воображение заменяет тех двоих влюбленных на меня и Игната. Дебильные мысли. Абсолютно ненужные. Отгоняю их сразу же, но они все равно продолжают оглушать подсознание своей яркостью.

Гадство!

– Не факт, что папа умеет кататься, – произношу грубее, чем хочется, но уж как получается.

Макс этого и не замечает. Продолжает задумчиво смотреть на пару катающихся.

– Мам, а можно в следующий раз Леру с собой взять? – смотрит на меня с надеждой.

– Ну, если Леру отпустят с нами, то почему нет? – улыбаюсь ему.

Смена темы не радует, но помогает избавиться от навязчивых образов. А следующее предложение сына и вовсе выметает их все из головы.

– Мам, а станцуй, – просит. – Ты так красиво кружишься. Так страшно. Но красиво-красиво.

И опять я не могу сдержать улыбку. Жаль, ненадолго она меня посещает.

– Я попрошу Гришу тебя записать на телефон, и папе потом покажу, – добавляет радостно сын.

И самое противное, что отказаться-то нельзя. То есть можно, но не нужно. Он ведь как лучше хочет. Чтобы папа с мамой были вместе. И не понимает, как все больше своими желаниями связывает меня по рукам и ногам. Привязывает к своему отцу против воли. Поэтому я просто едва заметно хлопаю по его помпону на макушке и качусь вместе с ним в сторону нашей охраны.

– Присмотрите за Максом, – прошу Григория. – А ты чтоб хорошо себя вел и не сбегал от них, понял? – грожу сыну пальцем, на что тот согласно кивает. – Я серьезно, Максим. Иначе больше никогда не приедем на каток, и я не буду танцевать для тебя, – грожусь, снимая с себя куртку и шарф, чтобы не мешались.

Действует. Вижу по синим глазам.

– Только ты очень-очень красиво танцуй, – слышу уже в спину.

Махаю рукой, не глядя, и скольжу в центр катка, ближе к ели.

Вообще для нас с ним это привычная практика, так что нет ничего удивительного, что постоянные отдыхающие тут же отъезжают в сторону, останавливаясь неподалеку в ожидании уличного шоу. А я в такие моменты каждый раз памятью возвращаюсь в свои восемнадцать и ощущаю себя той юной девочкой, верящей в чудеса и в то, что мне все подвластно, стоит только захотеть. Волнующее и приятное ощущение, оседающее щекочущим чувством внизу живота.

В такие моменты хочется обнять весь мир. Раствориться в нем. В том ощущении свободы и волшебства, что дарит фигурное катание. Нет предела. Ничему. Даже совершенству. Ты не скользишь по льду – паришь над ним. Ввинчиваешься в воздух, как стрела, где наконечник – это твоя душа. Вылетает из тела, замирает на то время, что одновременно оглушает своей бесконечностью и длится так мало, а затем резко влетает обратно, возвращая тебе земное притяжение. Но едва ли оно способно удержать надолго. И ты вновь и вновь ищешь способ оторваться от тверди. Взлететь как можно выше. Удержаться в воздухе как можно дольше.

Я никогда не стремилась связать свою жизнь со спортом, но всегда искренне наслаждалась фигурным катанием. В нем я та, кто я есть. Без налета фальши и лжи,