Виноваты звёзды 2 (СИ) - Грёза Полина

Девушка встретилась глазами с незнакомцем и чуть было опять не упала. Да что же это такое? Сначала Орлов просто снился, теперь его антрацитовый взгляд мерещится наяву… Марьяна крепко-крепко зажмурилась.

— Ну, что молчишь? — продолжал допытываться мужчина, — Что-нибудь болит?

Она отрицательно замахала головой не в силах вымолвить ни слова.

— Ты что, немая что ли?

— Н-нет, — наконец выдавила из себя Марьяна, глядя в черные глаза, — Спасибо за помощь, мне нужно идти.

— Стоять, — командирским тоном рявкнул мужчина, — Куда собралась по такому катку? Или ещё раз навернуться решила. Чтобы уж наверняка. Живёшь далеко?

— Близко. Всего десять минут пешком.

— Ага, сейчас. Пешком она собралась. А ну-ка марш в машину!

— Спасибо, не нужно. Я как-нибудь сама… — неуверенно проблеяла девушка.

Незнакомец тяжело вздохнул и крепко взял её под локоть. — Слышать ничего не хочу.

Марьяна сделала несколько шагов, опираясь на руку незнакомца, но вдруг почувствовала резкую боль в низу живота. Внутри как будто что-то сжалось. Между ног мгновенно стало мокро. Девушка испуганно остановилась. Посмотрела вниз и обомлела. Тонкая струйка крови медленно стекала в сапог по капроновым колготкам.

— … твою мать! — тихо выругался незнакомец, — Отслойка…

Марьяна, усилием воли подавив приступ паники, достала из кармана телефон и начала набирать номер скорой.

— Не надо, я отвезу, — решительно проговорил мужчина и поднял ее на руки, — В такой ситуации дорога каждая секунда. А у этих вечно то бригады свободной нет, то машина сломалась.

— Сейчас время доезда — всего двадцать минут, — слабо возразила Марьяна, всё же втискиваясь в белую Ауди, — Я вам весь салон испачкаю кровью…

— Ничего, у меня кожаный, отмою. А вот если у тебя массивное кровотечение откроется, через двадцать минут уже спасать будет некого… Срок какой?

— Тридцать одна неделя, — ответила девушка, приложив руки к животу и морщась от боли. Ребенок внутри проявлял небывалую активность.

— Да уж… Маловато, но не критично… Я тебя в третий роддом везу, там и не таких детей выхаживают…

— Спасибо вам.

— Пока не за что. Когда выпишут со здоровеньким ребеночком, тогда и скажешь. А пока, держись, не раскисай. И я бы на твоём месте сейчас позвонил близким. Потом времени на это не будет.

Волнуясь, Марьяна взяла в руки мобильник. Номера того, кому действительно хотелось позвонить в телефонной книге не было. Контакт Дениса был уничтожен ещё в тот роковой день.

Мужу? Зачем? Данику, скорее всего, это неинтересно. Воспримет, как досадную неприятность, опять нарушившую наполеоновские планы по зарабатыванию всех денег мира. Не стоит отрывать занятого человека от работы.

Оставались родители. Мама — это единственный человек, который на неё никогда не давил и как мог оказывал поддержку. Но то, о чем Марьяна была намерена попросить мог выполнить только отец. Девушка вздохнула и решительно нажала зелёный кружок.

— Да, дочь, — генерал взял трубку очень быстро, — Как дела? Прошла тестирование?

— Папа, тут такое дело… В общем, у меня отслойка плаценты. Неудачно упала…

Андрей Михайлович удурченно молчал и тяжело дышал в трубку.

— Сам понимаешь, ситуация непредсказуемая… Поэтому прошу тебя об одной вещи… Если ребенок выживет, а я — нет…

— Ну что ты такое говоришь? — искренне возмутился генерал, — В какой роддом тебя везут? Я прилечу максимум через пять часов… Узнай кто главный врач, зав. отделением? Кому дать денег чтобы всё было хорошо?

— Роддом третий. А денег дай Господу Богу… — горько усмехнулась она, ощущая ладонью как бьётся ребенок, — Сам знаешь, всякое бывает… В общем если случится, как я сказала, хочу, чтобы сын знал своего отца. Несмотря ни на что. Сообщи ему. Уверена, ты знаешь где он…

***

Незнакомец вел себя в приемном отделении, как дома. Такое ощущение, что всю жизнь проработал в больнице. Сыпал медицинскими терминами, ругался на санитарок, подгонял врачей. А потом у него зазвонил телефон и мужчина исчез.

Марьяна лежала на каталке, корчась от боли и наблюдая как на глазах пропитывается кровью выданная ей больничная ночная рубашка и коричневая от постоянной "прожарки" простыня. Приступы животного страха от ясного понимания ситуации накатывали волнами. Слыша, как стучат от ужаса собственные зубы она молилась об одном — чтобы ребенок выжил.

Наконец, её перевезли в операционную. Спасительный укол в вену — и воспалённое под действием наркоза сознание переносит в странные лабиринты, постоянно сменяющие друг друга. Мигающий свет, раскатистые звуки, то приближающиеся, то уходящие куда-то вдаль. Голоса, постоянно произносящие на разные лады два имени. Артём. Денис. Эхо, отражающееся от стен лабиринта. Страх за них обоих. И понимание собственного бессилия.

А потом вдруг ощущение лёгкости, покоя и тихой радости, внезапно наполнившие душу. Вид сверху на свое безжизненное, бескровное тело с мраморной кожей. Крошечный мальчик на манипуляционном столе. Неонатолог, вставляющий ему в горло интубационную трубку.

Светящаяся дымка. Яркий, но вместе с тем мягкий свет идущий непонятно откуда. И Денис шагающий навстречу в мерцающем облаке. Твой. Любимый и любящий… Хочется прижаться, вдохнуть родной запах и так окунуться в вечность. Только вот там, внизу осталось то, что никак не отпускает. Сын. Ваш сын, такой маленький и беззащитный. Совсем один. Ему нужны вы оба. И смерть — вообще не уважительная причина, чтобы отлынивать от родительских обязанностей.

Удар током. Яркий свет операционных светильников, режущий глаза.

— Давай, давай, давай, Таня, шевелись. Начинайте капать эр. массу. В рубашке девка родилась. Ещё пара минут и процесс стал бы необратимым… Выхватили бы люлей за материнскую смертность так, что мало не показалось. А с ребенком что?

— Пока не ясно. Жить, скорее всего, будет, но как на него повлияла гипоксия, предсказать невозможно. Может, обойдется без последствий, но может вылезти и ДЦП, и эпилепсия и прочие гадости…

— Даааа… Жалко девчонку…

— А куда делся тот дядька, который её привез? Сообщить, наверное надо, что пока всё относительно нормально.

— Так уехал он уже. Ему кто-то позвонил, сказал, что сын в реанимации на трубе…

— Да уж. Вот это денёк у мужика выдался. Не позавидуешь. Кстати, во сколько мы её откачали?

— Одиннадцать тридцать пять. Двадцать третье декабря две тысячи шестнадцатого года.

28. Марьяна. Брат.

Дни, проведенные в реанимации, Марьяна помнила урывками. Клочки тревожных воспоминаний, постоянный страх за жизнь сына, странные видения. Почему-то мерещился Денис в такой же палате интенсивной терапии, как и она. Не было никакой грани между бредом и реальностью. Всё смешалось в одну огромную кучу-малу. Девушка ловила себя на мысли, что медленно сходит с ума.

Она все время пыталась встать. Казалось, обязательно нужно куда-то идти, что-то делать. Пытаться контролировать ситуацию. Иначе случится ужасное. Но подниматься не разрешали. Укладывали обратно в кровать и успокаивали, как неразумного ребёнка.

Бесконечные уколы, системы, и процедуры. УЗИ сосудов, КТ, МРТ, электроэнцефалография. Серое лицо отца, слёзы матери, растерянные глаза Данила — всё это напоминало мелькающую в бешеном темпе карусель. Девушка потеряла счёт времени. Мир вокруг казался чужим, расплывчатым и нереальным. Но, в какой-то момент сознание очистилось и она как будто протрезвела.

Когда в палату в очередной раз вошла медсестра с набранным шприцом в руках и потянулась к катетеру, Марьяна схватила её за руку.

— Что за укол? — хрипло спросила она.

— Обезболивающее.

— Препарат какой?

— Трамадол.

— Не надо.

— Ну и куда же прикажешь теперь девать наркотический анальгетик? — фыркнула медсестра.

— Отметьте, что ввели. И вылейте в раковину. Ампула — то останется… Сколько дней мне уже колят эту гадость?

— Сегодня десятый пошёл.

— По стандартам же положено 48 часов? — удивилась Марьяна.