Жизнь на кончиках пальцев - 2 (СИ) - Новка Маруся

Мстислава приподняла еще слабую руку, попыталась поднести к лицу. Уронила на полдороге. Нащупала кнопку на правой боковине кровати. Нажала на неё.

— Лежите. Не двигайтесь! — приказывала медсестра, уже не сверкающая на всю палату белозубой улыбкой, а выглядевшей строгой и чем-то озабоченной. — Сейчас позову врача.

Поведение и тон медсестры настолько не соответствовали тем, к которым уже начала привыкать Звездинская, что она испугалась. Правда, долго раздумывать о разительных переменах Мсте не пришлось. В палату вошел оперировавший её хирург:

— Очнулись? — констатировал очевидный факт. — Вот и славно! — тут же нахмурился: — Что же вы, голубушка, не бережете себя? И нас не предупредили!

— О чем не предупредила? — Мстислава едва двигала губами, произнося слова. — Что-то не получилось? Операция прошла неудачно? И вы сделали из меня уродину? — из глаз выкатились две слезинки.

— Нет-нет! — замахал руками хирург. — С этим как раз все в порядке! Вы будете иметь молодое личико, грудку третьего размера и пухленькие подтянутые ягодички! Но если решитесь на грудное вскармливание, то импланты придется удалить. Мы бы их и ставить не спешили, если бы ваш малыш не взбунтовался только перед самым концом операции, когда все уже было сделано. И потом, ваши планы на будущее нам не ведомы, — словно оправдывался хирург, — а операции уже оплачены, — совсем запутался в объяснениях, — ну, вы понимаете.

— Ничего не понимаю! — у Звездинской закружилась голова. Казалось, что даже боль в лице и груди стала не такой ощутимой. — Объясните подробно и доходчиво о чем вы говорите!

— В принципе, не произошло ничего страшного, — снова начал тянуть волынку хирург, — просто у вас начало сбоить сердечко, когда накладывались последние швы. Как вы понимаете, процесс шел, что называется, от обратного. То есть: в начале — ягодицы, потом — грудь, и только в последнюю очередь — лицо. Именно поэтому вы, — усмехнулся, вспомнив лексикон Мстиславы, — и с жопой, и с сиськами. Ну и, конечно, с подтянутым личиком!

Мстислава подумала, что вцепилась бы в горло этому «говоруну», если бы могла встать. Врач, словно поняв её намерения, заговорил быстрее:

— Проблемы с сердцем начались, когда я накладывал последние швы. К счастью, наша клиника оборудована по первому слову техники и снабжена всеми наиновейшими препаратами, а потому нам удалось и купировать приступ, и завершить операцию. И, конечно, взять у вас дополнительные анализы, чтобы понять, по какой причине абсолютно здоровая женщина едва не умерла на операционном столе.

— Я вас придушу, как только смогу встать, — пообещала Мстя, — немедленно говорите — что со мной?!

— Как?! — искренне удивился хирург. — Разве я еще не сказал?! Разве вы сами еще не знаете?! Тогда — позвольте поздравить! Вы беременны! Правда, срок небольшой, всего-то четыре-пять недель. И мы понимаем, что вы могли не догадываться о своем положении, а потому не станем подавать на вас в суд за то, что едва не подставили под удар репутацию клиники!

— Пошел вон! — шипела Мстя, — убирайся и молись своему еврейскому Богу, чтобы операция прошла успешно! Иначе я засужу тебя! И твою чертову больничку, которая не озаботилась одним из основных анализов накануне операции! Ты еще не знаешь, жидовское отродье, с кем связался!

Лицо врача побагровело. В таком тоне с ним не говорила даже любимая жена Сарочка, узнавшая о его шашнях с молоденькой медсестричкой! Но связываться со вздорной бабой хирург не стал, а вылетел пулей из палаты, решив немедленно найти виноватого в произошедшем инциденте. Ну так. На всякий случай.

По дороге к своему кабинету, вбежал в сестринскую. Нашел взглядом одну из медсестер. Ткнул в неё пальцем:

— Срочно в палату! — назвал номер. — Вчера прооперировали одну. Твою соотечественницу! Поговори. Успокой! И быстро!

— Хорошо, — кивнула женщина и направилась к выходу из комнаты вслед за врачом.

— Ну что вы так разволновались, моя хорошая? — у изголовья кровати Звездинской стояла не молодая женщина и следила за показаниями датчиков. — Успокойтесь. Иначе поднимется давление. А это плохо и для вас, и для ребенка.

— Какой ребенок? — шептала Мстислава. — Я ничего не понимаю! — спросила: — А может — ошибка? Может, неверный анализ?

— Нет никакой ошибки, — медсестра села на стоявший в ногах кровати круглый табурет. — Вы их вчера до смерти перепугали, когда чуть на тот свет не отправились. Перепроверили все десять раз.

— А как операция? — Звездинская не была готова думать о каком-то там ребенке. — Со мной все в порядке? Боль такая, что хоть на стену лезь!

— Он хоть и жлоб первостатейный, — медсестра усмехнулась, говоря о хирурге, — но врач от Бога. Так что все будет в порядке. А боль — ну так чего же вы хотели? Так и должно быть. Сейчас принесу лекарство, — вышла из палаты.

Мстислава выцедила через трубочку принесенную микстуру. Отдала пустой стакан. Переспросила:

— Почему вы сказали, что так должно быть? — напомнила. — Это я о боли.

— Вы ведь из Южной Пальмиры? — медсестра снова сидела на табурете.

— Угу, — пробормотала Мстислава, не понимая к чему здесь её место жительства.

— Значит, умеете делать фаршированную рыбу? — продолжала вопрошать женщина. Добавила, увидев, как презрительно блеснули глаза Мсти, которую заподозрили в собственноручном приготовлении рыбы фиш: — Или, по крайней мере, имеете общее представление о процессе? — продолжила, не дожидаясь подтверждения:

— Ты делаешь надрез, вставляешь в него пальцы и начинаешь потихоньку, аккуратненько отделять кожу от мяса. Здесь, в пластической хирургии, то же самое. Подтяжку не напрасно называется круговой. Делается надрез по кругу. Кожа отделяется от мышц от периферии к носу. Натягивается. Отрезается все лишне. Пришивается. Вот и все!

— Как все? — Звездинская растерялась, подумав, что лучше бы не знала всех этих ужасающих подробностей. — Как пришивается? А шрамы? Их не будет видно?!

— Косметические швы почти не заметны, — поспешила успокоить медсестра. — Если на них, конечно, не попадают прямые лучи солнца. Ну да это не страшно! — добавила. — Измените прическу. Челку отрежете.

— А под подбородком?! — не унималась Мстя.

— Тональный крем нанесете, — усмехнулась женщина. — Делов то! Вы, главное, не пугайтесь того, что примерно с год, иногда, больше, не будете чувствовать кожу лица при прикосновениях. Пока не прорастут нервные окончания. Но это проходит, — добавила, желая успокоить, — у всех проходит. Сейчас нужно о другом думать. О ребеночке.

— Нужен мне этот ублюдок! — Звездинская вспомнила о причине сердечного приступа. — Аборт сделаю, едва очухаюсь!

— Ну не скажите, — покачала головой женщина. — В вашем возрасте беременеют только от любимых. Какой тут ублюдок?

Мстислава задумалась.

Много лет назад она, еще выступая на сцене, сделала аборт. И не очень переживала по поводу того, что не стала матерью. Правда, спустя год после начала романа с Гассертом, подумала, что ребенок сподвигнет женатого любовника бросить семью и жениться на ней. И решила забеременеть.

Из этой затеи у Звездинской ничего не вышло. Беременность все не наступала, а гинеколог, к которому она обратилась спустя какое-то время от начала безуспешных попыток, поставил диагноз: вторичное бесплодие. Сказал, что зачатие возможно только после длительного и весьма болезненного лечения.

Ни тратить драгоценное время, ни, тем более, подвергать себя процедурам, от которых еще не известно будет ли толк, Мстя не желала. А потому на идею с беременностью плюнула и принимать противозачаточные препараты прекратила, посчитав бесплодие неожиданным бонусом в получении сексуального удовольствия.

И вот, спустя много лет, случилось то, чего она не ожидала совершено.

Мстислава прекрасно понимала, что отцом будушего младенца может быть, как Гассерт, так и Истомин. Сексуальный контакт с разницей во времени в пару дней, у неё был как с первым, так и со вторым!