Деспот (СИ) - Арина Арская
Ковыряюсь в каше и задаюсь вопросом, с кем он был? С Анжелой, или новую нашел? Оглядываюсь на шаги. Мирон Львович с зевком потягивается и скрывается в ванной. Шум воды и судорожно вспоминаю, а сняла ли я постиранные носки с батареи над унитазом? А затем, насупившись, утыкаюсь взглядом в тарелку. Носки — моя не самая большая проблема.
— Доброе утро, Софушка, — Мирон Львович проходит на кухню, обматывая полотенце вокруг бедер.
Заглядывает в кастрюльку с овсянкой и лезет в верхний ящик с тарелками. Не знаю, что меня больше всего бесит. То, что он вчера был с кем-то, или то, что чувствует в квартире не гостем, а хозяином.
Усаживается на стул с тарелкой овсянки, и мне хочется стукнуть его по высокому лбу ложкой.
— Ты всегда по утрам не в духе? — вскидывает бровь и отправляет ложку с кашей в рот.
— Только после анала, — сердито бурчу и отвожу взгляд, смолкнув под насмешливым взором.
Зачем я это сказала? Мне все равно не получится пристыдить Мирона Львовича.
— Тебе же понравилось.
С осуждением смотрю в его глаза:
— Может, не будем за столом обсуждать…
— Это ты начала, — сыпет пару ложек сахара в чашку с сахаром. — И я не вижу ничего постыдного, чтобы за завтраком обсудить твой первый анал.
— Мирон Львович!
— Что? — размешивает чай ложкой, глядя мне в глаза. — Можно сказать, ты во второй раз лишилась девственности.
— В третий, — цежу сквозь зубы.
— В третий? — откладывает ложечку в сторону.
— Минет-то в вашем кабинете у меня тоже был впервые, — обиженно щурюсь на него.
А чего стеснятся? Вот вчера и надо было постыдиться, а сейчас нет никакого желания краснеть и тупить глазки.
— Ммм, — задумчиво тянет Мирон Львович и кивает, — соглашусь.
После второй ложки овсянки отхлебывает и кружки чая и спрашивает:
— И какой из этих трех раз понравился больше?
— А вам?
Ревность глушит благоразумие и скромность, и я воспринимаю наш гнусный разговор за завуалированную ссору.
— Мне все твои дырочки по душе, — с улыбкой заглатывает ложку с овсянкой.
Вот как бы ответить ему, чтобы его красиво и изысканно заткнуть.
— А вот мне никакой из трех раз не понравился!
— Лгунья.
— Да, — коротко соглашаюсь и смотрю на водопроводный кран, с которого падает капля воды.
— Так, какой, Софушка?
— Все, — убираю влажный локон за ухо. — Такой ответ вас устроит, Мирон Львович?
— Вполне.
— Тогда мы можем закрыть тему?
Мирон Львович тянется к блинчикам и с аппетитом отрывает от одного зубами внушительный кусок. Причмокивает, и с него сползает полотенце на пол. Сидит, широко расставив ноги и вывалив достоинство, и ухом не ведет.
— У вас хоть капля стыда есть? — возмущенно интересуюсь и медленно моргаю.
— А чего мне стесняться? — хватает с крючка на стене вафельное полотенце и вытирает губы. — Боже, как я давно не ел домашние блинчики.
Да я не об этом, но черт с ним.
— У вас же есть кухарка.
— Повар, — поправляет Мирон Львович.
— И? — недоуменно уточняю я.
— У него не блинчики получатся, а какая-нибудь пафосная ерунда, — пожимает плечами.
— Богатые тоже плачут? — язвительно хмыкаю я.
— Представь себе, Софушка, — смеется и жадными глотками допивает чай. — Мы тоже люди.
— А так и не скажешь.
— Выключай стерву, — отодвигается от стола и встает. — Тебе не к лицу.
Идет в спальню, и я за ним. на проходе приваливаюсь к косяку и молча наблюдаю, как Мирон Львович встряхивает рубашку и недовольно смотрит на пятно губной помады. Оглядывается и хмурится.
— А это не мое, — хмыкаю и скрещиваю руки на груди.
— Я знаю, что не твое. Софушка, ты ревнуешь?
— Какие глупости, — веду плечиком и криво улыбаюсь. — Мне и дела нет, с какой шлюхой вы веселились.
Накидывает рубашку на плечи и медленно застегивает пуговицы, изучающе взирая на меня.
— Так чья это помада? — не выдерживаю я игру в гляделки.
— Анжелы, — невозмутимо отвечает и надевает брюки, клацая пряжкой ремня.
— Вы опять сошлись?
— Если так, то что? — затягивает ремень и заправляет рубашку за пояс.
— Ничего, однако повышается риск того, что мне прострелят голову, — надменно фыркаю и прячусь в ванной.
Руки трясутся, а душу рвут когти злобы и ненависти. Так нельзя. Опираюсь ладонями о края раковины и смотрю в отражение. Какая я жалкая. Входная дверь хлопает, и я всхлипываю, приготовившись к потоку слез, но увы. Глаза сухие, а сердце покрывается трещинами разочарования.
Глава 23. Неугомонная бывшая
Стервами женщин делают жестокие и бессердечные мужчины. Сначала утопят в ласках и подарках, а потом, вильнув хвостом, уходят к бывшим. Конечно, Анжела богаче, опытнее и посисястее.
Часа
