(Не) мой папа - Маргарита Дюжева
Даже сейчас потихоньку пытаюсь растопить тот лед, что мешает к ней приблизиться. Присылаю ей фотографии и видео, как дети играют.
«Смотри, как им здорово».
Она реагирует моментально.
«Не капризничает?»
«Нет, прекрасно ведет себя. Ты ее здорово воспитала. Такая умница».
Тишина пару минут, потом снова сообщение:
«Ты только не проболтайся ей раньше времени, ладно?»
Мне не хочется давать таких обещаний, но понимаю, что сейчас дело вовсе не в моих желаниях, а в том, чтобы не напугать ребенка.
«Не переживай. Молчу».
«Пусть она к тебе привыкнет».
«Пусть, — соглашаюсь, хоть и ощущаю привкус горечи на языке. — Как там продвигается твое освобождение?»
«Мастер звонил. Сказал, что выезжает на мой вызов. Так что жду, с нетерпением. У меня уже скоро клаустрофобия начнется».
«Отставить панику. Все будет отлично».
Мы продолжаем переписываться, но в какой-то момент Женя перестает отвечать. Я звоню ей, но номер недоступен. То ли связь в шахте пропала, то ли у нее телефон разрядился.
Нервничать я начинаю, когда проходит еще час, а новостей от нее так и нет. Ехать не могу — на мне дети, да и что я там сделаю? Руками створки раздвину? Если бы это было так просто, то Женю давно выпустил бы из плена обслуживающий персонал.
Вскоре я замечаю, что дочь начинает все чаше прикладываться на ковер и зевать. Устала. На часах почти десять, пора укладываться, Серёжа вон тоже глаза трет.
Торможу минут пять, а потом поднимаюсь и иду в детскую. Разбираю там диван, застилаю белье, достаю вторую подушку. Мне хочется, чтобы дочь осталась на ночь, а еще лучше навсегда. И я надеюсь, что Женя, когда придет, не станет ее будить. Даже не надеюсь, а откровенно на это рассчитываю.
Да, я манипулятор. А кому сейчас легко?
Загоняю их в ванную, выдаю Маришке новую зубную щетку и слежу за тем, чтобы они умылись и хорошенько почистили зубы. Дети уже сонные, все делают еле-еле, вяло, но я не тороплю. Пусть потихоньку ковыряются.
Когда со всеми банными делами покончено, укладываю их, подтыкаю одеяла, читаю сказку и чувствую себя почти самым счастливым человеком на земле. Почти — потому что для полноты картины не хватает ласковой Жени.
Засыпают они дружно, как по команде. И выглядят во сне такими похожими, что глазам не верится. У них даже позы практически одинаковые — на боку, одна нога согнута, розовая пятка торчит из-под одеяла, ладошка под щекой.
Я по привычке целую сына, а потом аккуратно, чувствуя смятение и боль в груди, прикасаюсь губами к белым волосенкам дочери. Не верю, что она здесь, у меня дома, спит.
На всякий случай даже за руку себя щиплю, чтобы проверить, не сон ли это.
Нет. Не сон.
Я тихо выхожу из комнаты и прикрываю за собой дверь.
Вернувшись в комнату, первым делом снова набираю Женю. Телефон по-прежнему недоступен. Пытаюсь прикинуть, кому можно позвонить, чтобы ускорить процесс, но у меня, как назло, нет ни одного знакомого, имеющего хоть какое-то отношение к лифтам.
Полицию, что ли, вызвать?
Проходит еще полчаса, когда до меня доносится тихое шлёпанье маленьких пяточек. В комнату входит сонная, взлохмаченная Маринка и щурится, хотя из света только мерцающий экран телевизора.
— Пить хочу, — шепотом.
Я мигом подрываюсь на кухню и приношу ей стакан воды. Она пьет, а у самой глаза так и закрываются.
— Иди-ка сюда, — подхватываю дочь на руки.
Она доверчиво укладывается мне на плечо, зевает и, пока я несу ее до кровати, успевает уснуть. Лёгонькая такая, как кукла, пушистые волосенки щекочут мою шею, вызывая какое-то странное першение в легких и резь в глазах. Бережно придерживая ее за спинку, укладываю на подушку, поправляю одеяло и выхожу из комнаты.
На душе тревожно из-за Жени. Мало приятного сидеть в лифте. Знаю, пару раз застревал. Сидишь в металлической клетке и невольно думаешь, что под тобой пустота, а кабинка висит на тонком тросе. Там клаустрофобия начнется, даже если ее и не было никогда.
На всякий случай набираю еще раз, но все с тем же результатом, и уже думаю, а не выдернуть ли няню, чтобы она посидела с детьми, а самому отправиться на спасательную операцию, но тут слышу тихое шуршание возле входа. Будто мышь скребётся. Мне даже сначала кажется, что просто кажется, но потом прислушиваюсь — действительно кто-то тихо стучит.
Распахнув дверь, обнаруживаю на пороге Женю, уставшую, осунувшуюся и встревоженную. Она похожа на взъерошенного воробья.
— Спят? — спрашивает тихим шепотом.
— Да. Проходи.
Она осторожно переступает через порог и обводит прихожую таким взглядом, будто ждет, что сейчас из-за угла выскочит как минимум саблезубый тигр.
— Как вы тут? У меня телефон сел, — вынимает из кармана мобильник.
— Все хорошо. Они наигрались, поели, телек посмотрели, — перечисляю все, что успели переделать за вечер, — потом я их уложил.
Женя аккуратно разувается и на цыпочках идет в комнату, заглядывает, чтобы убедиться, что все в порядке. Я отчетливо слышу ее облегченный выдох.
— Я такого себе успела напридумывать, пока в лифте сидела, — сокрушенно качает головой.
— У нас все хорошо. Очень воспитанная девочка и серьезная.
— Вопросы не задавала?
— Нет.
Диалог между нами не клеится. У меня в голове гремит от того, что Женя рядом, а она выглядит так, будто мечтает поскорее сбежать.
— Спасибо, что забрал ее. Понимаю, что как снег на голову свалились, но действительно больше не к кому было обратиться.
Меня раздражает, что она извиняется за то, что попросила забрать дочь из сада.
— Все нормально. Мы прекрасно провели время.
Она кивает с таким видом, будто не особо верит моим словам.
— Спасибо еще раз, — мнется, — нам пора. Могу я телефон немного подзарядить, чтобы такси вызвать?
— Жень, какое такси? На дворе ночь,
