40° по Валентину (СИ) - Багрянцева Влада

— Я такой не смотрел. Интересный?

— Очень. Это фэнтези.

С тобой в главной роли, хотел сострить Валик, но почему-то промолчал. Вместо этого зачем-то привалился к Макару плечом, и тот сразу же просунул руку под его спину, притягивая к себе еще ближе. Гребаный окситоцин, кажется, никак не унимался. Валик пытался сосредоточиться на экране, но теплая ладонь на его боку с большим пальцем под резинкой трусов была куда волнительнее каких-то там картинок, что он бездумно щелкал.

— Я как-то по всяким властелинам всяких там колец не очень, может, Гая Ричи глянем? — предложил Макар.

— Это который снял стимпанкового Шерлока? — нахмурился Валик, припоминая, как папа смотрел его по телику.

— А ты шаришь!

Валик улыбнулся, потому что у Макара в этот момент брови резко взметнулись вверх, и добавил:

— И этих… как их там… про два ствола.

— Точно.

Макар потянулся к нему второй рукой, видимо желая рассказать поподробнее про те самые стволы. Опасаясь, что кино закончится так и не начавшись, Валик спешно перехватил его за запястье, едва не вызвав у Макара приступ жадности, задержал его ладонь в своей, переплетая пальцы, и вопросительно затараторил, заглядывая в глаза:

— А Та-та-тарантино ты любишь?

— Ну так, не все, частично. Нравится «От заката до рассвета», там баба со змеей танцует на столе, прям вообще огонь.

— Кто бы сомневался, — фыркнул Валик, пытаясь теперь высвободить пальцы, но Макар сжал их и добавил:

— «Джанго» мне понравился, смотрел? «Бесславные ублюдки». Я вообще историческое кино люблю иногда глянуть, типа про Вторую мировую там. Это отец меня подсадил. «Перл Харбор», «Дюнкерк», «Спасти рядового Райана».

— А, теперь понятно, откуда в тебе столько внезапности. Молниеносная война — твоя любимая стратегия.

— Во-первых, — хмыкнул Макар, — может, не война, а любовь. Любовь страшнее войны, знаешь ли.

— Ага. — Валику вдруг стал жутко интересен палец Макара, по которому он водил ногтем своего.

— А во-вторых, — Макар приподнялся и, нависнув над ним, тронул другой рукой за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза, — по стратегической маскировке и развертыванию польт в тылу врага у нас парадом командуешь ты, Валентин Батькович. А я так, типа тихо стоял курил в сторонке.

— Пальто, а не польт.

— Слышь чё, умник.

— Я Валентин Степанович.

— Очень приятно, — хмыкнул Макар, приподнимая в воздухе и пожимая его руку, которую и так держал. — А мать твою как зовут? Мировая женщина.

— Елена… Тетя Лена.

— Супер, скажу ей потом типа спасибо за сына. А мои — Серёжа и Марина. Надо будет вас познакомить. Как-нибудь. О, с Жанкой, с Жанкой и Лёлей надо тоже! И с собакой ихней.

— Их.

— Отстань. Короче, всё, давай кино смотреть.

Макар выхватил пульт, не отпуская руку Валика, стал щелкать другой быстро-быстро, а Валик снова завис, вспоминая его пальцы. Покосился на Макара и вдруг даже на секунду задержал дыхание, когда в приглушенном свете торшера разглядел на его щеках легкий, почти не уловимый румянец.

В итоге они выбрали супергеройский боевик того самого Гая про двух спецагентов, которые, конечно же, спасали ретромир от ядерной угрозы в лице элегантной роковой злодейки, и Валику фильм даже вполне понравился. Но до титров Макар ожидаемо не дотерпел: рассеянные поглаживания по ноге плавно перешли в настойчивые, когда у Валика зачастило сердце и появился стояк, и непонятно, что из этого раньше. Макар выключил телик, пульт куда-то делся за секунды, а сам Макар оказался сверху, так по-хозяйски раздвигая ноги Валика своим коленом, что от одного этого движения стояк сделался еще крепче. Хоть эльфийскую крепость тарань. После этого с высокой долей вероятности можно было ждать того же, что произошло на этом же диване, а затем на кровати несколькими часами ранее, но Валику вдруг перепало столько нежностей, сколько не перепадало за все время притираний с этим ебанатом. А Валику было уже мало неторопливых касаний одними губами, и он потянулся было руками вниз, но их перехватили и придавили к постели по обе стороны от головы.

— Валь, не провоцируй, — сказал Макар, прижимаясь своим стояком к его паху. — Я ж пообещал ни в кого сегодня хуи не совать. Будешь ерзать — передумаю.

Валику захотелось поерзать, тем более что тело отвечало само, на уровне рефлексов, прижимаясь плотнее к другому телу, но он подумал, что человек с растянутой чьим-то причиндалом задницей может думать только о растянутой заднице, а завтра у этого человека сборы перед олимпиадой и выезд на следующий день, поэтому мысль эту он загнал поглубже. Макар нацеловал его на месяц вперед, что аж жевательные мышцы прочувствовались, в громкой тишине — Валик не понимал, чье сердце стучит настолько громко, его или Макара, — и эти звуки заводили еще больше. Это было мучительно и невыносимо, ведь целовали его неторопливо, до капанья с конца. И в этот раз они оба были снова голые, но уже под одеялом, прямо как любовнички в маминых мелодрамах, никуда не спешили, и никто не мог позвонить или завалиться в комнату и помешать. Валик нащупал ямочки у Макара на пояснице, отметил, что Макар охуенно низко рычит, если их гладить, захватывая ягодицы. Если провести ногтями по позвоночнику снизу до шеи — вообще кончает.

Ко всему прочему Валик теперь уже не мысленно облапал всю его спину и выяснил для себя, что сам готов кончить, если его кусают за шею рядом с челюстью. Когда так и случилось, он закинул ноги на поясницу Макара, прижимаясь к нему еще плотнее, и спустя пару минут и движений бедрами действительно это сделал.

С забавно сопящим Макаром они лежали в темноте еще несколько минут, пока Валик не сообразил, что сопит тот потому, что уснул. Хмыкнув, Валик закрыл глаза и провалился в сон без сна — он выспался, но не помнил, как заснул.

Утро началось с момента, когда Макар, поворачиваясь, засадил ему локтем в бок, но не успел Валик возмутиться, как оказался прижат к нему. Стало жарко.

Валик вздохнул и сказал вслух:

— Заебись.

— Бу-бу-бу, — услышал он сонное. — Не успел глаза продрать, уже бубнишь чё-то.

— Температура тела, говорю, повышается к утру.

— Не умничай. А то в ухо поцелую.

Валик хотел спросить, что ужасного в поцелуях в уши, но Макар опять засопел.

За окном кто-то гудел — может, на парковке или еще дальше. Валик и не прочь был полежать под теплым одеялом, да еще с прижимающимся горячим Макаром, но отлить было уже жизненно необходимо.

— Лежать, блядь, хули ты ерзаешь! — сказал Макар довольно четко и, не успел Валик охуеть от такой предъявы и тона, добавил: — Зайка, сука…

Валик все равно охуел — зайкой Макар его точно не называл и не собирался. Потом вспомнил фотку с собакой и успокоился, но какое-то странное чувство, возникшее при мысли о том, что зайкой могли назвать не собаку, а вполне конкретную сучку, все равно неприятно царапнуло его по нервам, как бумажный порез — вроде ерунда и не видно, но чувствуется. Выбравшись из-под одеяла и справившись с первоочередной задачей, Валик стащил с сушилки свои вещи, оделся и, ожидая увидеть внутри запечатанные зубные щетки и мыло, открыл верхний ящик тумбы под раковиной. Хмыкнул, потому что там в самом деле лежали щетки, мыло и коробки с салфетками.

Казалось, Макара придется распихивать и применять некоторое насилие, чтобы разбудить, но он выполз сам на кухню, когда Валик размешивал сахар в кружке с кофе. Кофе был растворимый, но из красивой стеклянной банки и пах как настоящий. От вида помятого растрепанного ебаната у Валика зачесалось в пальцах, до жути захотелось потрогать его спутанные волосы, убрать их со лба, а потом сунуть руку под резинку трусов. И неважно, что сам Валик при этом стоял у плиты, как ебучая домохозяюшка, и ждал, когда гренки поджарятся с одной стороны, чтобы перевернуть их на другую. Макар, заметив, чем он занимается, перестал зевать.

— Умник, давай ты ко мне переедешь, я мамке скажу, что тебя родаки из дома выгнали и тебе жить негде, а я тебя, по-братски типа, не могу оставить в сложной ситуации.