Не покидай меня - Климова Анна
Только совершеннейшая случайность помогла ему встретить Иру и потом удержаться возле нее. Леня подозревал, что так и остался бы холостяком до гробовой доски, если бы не она.
Ира не совершила ни одной ошибки, свойственной женщинам в понимании Лени, — не была ни заносчива, ни капризна, ни болтлива, ни навязчива. Ира умела быть незаметной и одновременно нужной. Ира всегда знала, что делать и как поступить. Она умела молчать, не записывая молчание в список наказаний. Именно с ней он впервые в жизни ощутил себя мужчиной. Она смогла потеснить в нем застенчивого мальчишку, увлечь. Ира сделала ему подарок, ценность которого приводила его в благоговейный восторг, несравнимый ни с чем. Именно из-за любви к ней он нашел в себе силы противостоять родителям, найдя точку опоры в ней. Счастье обрело форму, цвет, вкус, запах, звучание… Особенно когда Леня впервые взял на руки своего первенца — Ваню. Он помнил только, что в голове лихорадочно и ярко стучала мысль: «Я — отец, я — отец… Как же так? Как так вышло?», а глаза упивались видом крошечных, легко дергавшихся красных ручек с малюсенькими пальчиками. Он помнил свою растерянность, и в то же время в нем вместе с сыном родилось глубокое чувство удовлетворения.
Да, он любил свою жену. Хотя глубоко в душе не считал себя достойным ее. И с годами это тревожило его все больше и больше…
Может быть, она это почувствовала и просто устала все тянуть на себе, быть амазонкой при слабаке-муже?
Эта мысль заставила его задрожать. Он всю жизнь старался избегать ответственности, сильных переживаний, серьезных решений. Леня неожиданно понял, что воспринимал до этого жизнь и брак как некую понарошную игру, компьютерный квест, которую в любой момент можно перезагрузить, выйти из нее и войти по желанию. Но это было не так! Он слишком много внимания уделял себе, родителям, своей работе, разговорам с коллегами. А Ира ходила по магазинам, по врачам, ругалась с ЖЭСом и дурными соседями. Она-то впряглась в эту жизнь по-настоящему! И вероятно в какой-то момент поняла, что ему всего этого не надо. А ему именно это и было необходимо, чтобы ощущать свою целостность, свою нераздельность! Леня хотел семью, которая бы отличалась от его собственной! Однако создал такую, какая была у его родителей — с умалчиванием, тайнами, зашоренной помпезностью и равнодушием.
Он ворвался в квартиру, как вихрь, выкрикивая ее имя. Иры дома не было. Леня пытался звонить, но телефон не отвечал. Он опустился на колени в прихожей под вешалкой и заплакал, как не плакал, наверное, с детства. А потом стал лупить себя, приговаривая:
— Тряпка! Тряпка! Иди и делай!
Но он не знал, куда идти и что делать.
Примерно через час телефон просигналил о входящей эсэмэске. Дрожащими руками Леня вытащил трубку из кармана и прочел послание от Иры: «Я ушла. Не ищите меня. Мне все надоело. У меня есть другой мужчина, которого я люблю».
Виктор
Несколько дней Виктор не мог попасть в квартиру Заботиных, которая вдруг перестала быть спокойным убежищем. Бедный Леня метался как сумасшедший. А старики изменили своим привычкам, так что нельзя было понять, когда они пойдут на прогулку и когда вернутся. Рисковать не стоило. Однако сейф в кабинете старика манил его, как ночного мотылька свет. После того вечера Олег Иванович ободрился, стал ходить гоголем. Благоволение его к Виктору начало простираться до того, что он удостаивал его бесед в своем кабинете. Он разглагольствовал на разные темы, но неизменно сваливался на пахабненькое и завуалированное обсуждение достоинств тех многочисленных женщин, с которыми у него когда-то была связь.
Обширность этих связей позволяла думать, что Олег Иванович никогда не тяготился своими изменами и даже не думал об этом. То, что Виктория Павловна ничего не замечала, свидетельствовало либо об ее уникальной душевной слепоте, либо о том, что она не хотела замечать. В любом случае, их брак казался Виктору поразительным симбиозом криводушия и полного согласия. Наверное, так и надо было жить, потому что нет ничего ценнее простоты в браке. Люди многое усложняют и этим все портят.
Семейные события вообще в это время его очень радовали. Ему удалось взбаламутить это тихое гнилое болотце. Намеки, которые он высказывал при Виктории Павловне, рикошетом били по этой надменной сучке Ирочке, которая запутывалась в своей лжи все сильнее и сильнее. Он желал ее унижения из бескорыстной мстительности, которую всегда испытывал к людям лучше себя. И даже помощь, принимаемая от таких людей, не считалась достаточным основанием для прощения.
Но больше всего мысли Виктора были заняты старшими Заботиными. Он присосался к ним, как пиявка, чуя крупную поживу. Он не знал, каким образом ему удастся их обобрать, не представлял, когда и в каком виде, но желание сделать это было очень велико.
Разобравшись с Ириной, Виктор, наконец, уловил тот долгожданный момент, когда жизнь старшей четы Заботиных снова немного пришла в норму.
Он проделал все тот же трюк со звонком консьержке, чтобы проникнуть в подъезд. В квартире было темно и прохладно. Скорее всего, уже отключили отопление. Виктор принес с собой переносной винчестер, чтобы скачать на него данные с таинственного ноутбука, и фотоаппарат для копирования найденных бумаг.
Кабинет был заперт на ключ, но у Виктора давно имелся запасной. Здесь отчетливо угадывался запах коньяка. Олег Иванович снова втихомолку пил. Виктор надеялся, что цирроз сведет старого бонвивана[14] в могилу быстрее, чем черт пукнет.
А вот и сейф… Это был железный ящик с одной замочной скважиной. На всякий случай Виктор проверил, не подключен ли он проводами к какой-нибудь скрытой сигнализации. Ничего похожего не нашлось.
Тогда он вытащил сделанный в мастерской дубликат ключа и вставил в замочную скважину. Сначала ключ не хотел поворачиваться, но потом внутри что-то резко щелкнуло. Ключ все же повернулся. Виктор натянул медицинские перчатки и осторожно приоткрыл дверцу. В небольшом пространстве, ограниченном толстыми стальными стенками, лежали небольшая пачка 100-евровых купюр, простая металлическая шкатулка, пистолет и папка с какими-то документами.
Виктор аккуратно разложил на столе свои находки. Он чувствовал, что очень скоро все поймет.
Для начала открыл шкатулку. В ней были плотно упакованы и скреплены резинкой бумаги на английском и французском. В некоторых Виктор узнал банковские договоры на открытие депозитного счета, договор с юристом в Лихтенштейне на оказание помощи и разрешение проводить операции с банковским счетом. Почти все бумаги датировались 1991–1994 годами, но были и новые. В основном речь шла о банке LGT Bank in Liechtenstein, где размещался номерной депозитный счет на два миллиона пятьсот тысяч французских франков под девять процентов годовых. В той же шкатулке Виктор нашел и дебетовую карту этого же банка. Была и выписка о текущем состоянии счета, который составлял на начало года триста семьдесят пять тысяч евро.
Как старому пердуну Заботину удалось провернуть такое, Виктор пока понятия не имел, но теперь стало вполне очевидным, что на 0,75 процента в месяц с 375 тысяч евро вполне можно неплохо жить! Это почти три тысячи евро в месяц! Причем банки Лихтенштейна, в отличие от банков Швейцарии, гарантировали выплату дохода по процентам. Не удивительно, что старики столько лет совершенно свободно катаются как два кусочка масла в сметане. Но откуда такая сумма, черт побери? Откуда?!
Ответ на этот вопрос Виктор рассчитывал найти в документах и в ноутбуке Олега Ивановича. Взглянув на часы и удостоверившись, что у него есть час в запасе, включил компьютер и присоединил к нему свой переносной жесткий диск.
Этот час Виктор использовал, роясь в бумагах и кое-что копируя при помощи фотоаппарата. Даже поверхностного взгляда хватило ему на то, чтобы проследить «родословную» денежек, оказавшихся в мирном, крепком LGT Bank in Liechtenstein. Счет, открытый там, позволил Заботиным пережить все российские катастрофы последних двух десятилетий. Это было так умно, так изящно и так… по-заботински, что Виктор не мог не восхищаться.
