Вера Колочкова - Леди Макбет Маркелова переулка
– Ну, мам…
– Нет. Таня с нами не поедет, это исключено. И не думай даже. У отца там жена, зачем ей твоя Танюша сдалась, сам подумай? Ладно, иди, не выводи меня из себя! Танюшу он с собой возьмет… Ну, насмешил…
Все последующие дни бедная Таня ходила с насквозь проплаканными глазами. Когда встречались во дворе, смотрела на нее, как овца, которую приговорили к закланию. А однажды Леня зашел вечером…
– Здравствуй, Кать.
– Заходи, Лень… Чаю хочешь?
– Давай… Я слышал, ты Никитку решила к Павлу в Москву отправить?
– Да, решила.
– А чего так?
– А почему нет, Лень? Парень хорошее образование получит, может, в Москве зацепится… Чем плохо, скажи?
– Ну да, ну да, все правильно, конечно… Простила, значит, Павла?
– Да не в этом дело, Лень… Просто поумнела с годами. Я мать, мне о сыне заботиться надо, какие тут могут быть обиды.
– А моя Танюха расстраивается… Любовь у них, Кать.
– Ну, любовь… Скажешь тоже. Чего они понимают в любви, дети еще. Кстати, я хотела тебе совет дать относительно Танюши… Посоветуй ей в гуманитарный институт поступать, не попадет она в политехнический. Тем более, она ведь туда вслед за Никитой рвалась… А теперь – чего уж. Пусть планы меняет. Все равно Никита в Москве будет учиться.
– Ладно, я посоветую, конечно. А только Танюша у нас девушка самостоятельная, ей много не насоветуешь. Если уж вобьет чего себе в голову…
– Да, вот этого я и боюсь… – тихо, себе под нос пробормотала Катя.
– Что ты говоришь, не слышу?
– Да так, ничего, Лень… Тебе чаю с сахаром или с медом? Вот, печенье еще… Как ты себя чувствуешь, кстати? Силы есть? Справляешься? Я знаю, ты болел сильно…
– Да потихоньку, Кать, потихоньку… Сама знаешь мои обстоятельства, какое тут здоровье выдержит.
– Что ж, Леня, держись. Я тебе предлагала Надю куда-нибудь пристроить, ты сам не захотел.
– А я и сейчас не хочу. Тем более, она много хлопот не доставляет. Надо только все время в поле зрения ее держать, контролировать. А так… Нормально, в общем…
– Да, понимаю. Но все равно – трудно. Это ж такое напряжение для психики… Изо дня в день жить рядом с таким человеком…
– Ну, это с чужим человеком трудно, наверное, а Надя мне не чужая, считай, вместе столько лет прожили. Я ее и сейчас люблю… Она ж моя жена, она мать Танюшкина. Что ты, Кать… Ничего, живы будем, не помрем… Павла в Москве увидишь – привет от меня передавай.
– Передам, Леня, передам. Обязательно передам…
Танюша притащилась на станцию – Никиту провожать. Поезд был проходящий, стоял всего пять минут, на перроне образовалась толкотня. Никита занес чемодан в купе, выскочил, и обнялись с Танюшей, как взрослые. Еще и целоваться начали, хоть бы ее постеснялись. Не выдержала, крикнула грубовато:
– Никита, хватит, заходи в вагон! Поезд сейчас отправится! Что мне тебя, силой затаскивать, что ли?
Танюша взвыла, прижав ладони к губам. Нет, что это такое, а? На войну, что ли, провожает?
– Тань, что ты, не надо… – задрожал губами Никита, ступая на подножку. – Я писать буду, звонить… Это ж не навсегда, Тань, что ты! Я приеду!
– Нет, Никит, я не смогу без тебя! Не смогу! Не смогу! Я не смогу, правда, Никита-а-а…
Катя, глядя на эту сцену, усмехнулась грустно. Куда ж ты денешься, глупая… Сможешь, никуда не денешься. Все могут, и ты сможешь. Ишь, какая роковуха нашлась. Люблю, не могу…
Поезд тронулся, Никита прилип к окну. Таня бежала по перрону, заглядывала, как собачонка. Оступилась, чуть не упала. Никита дернулся, застонал… Катя обняла его за плечи, почувствовала под рукой, какие они влажные и горячие. Эка как тебя разнесло, сынок. Впечатлительный ты мой. Разлучили Ромео с Джульеттой, батюшки…
– Мам… Скажи мне честно. Ты ведь меня от Таньки увозишь, да?
– Ой, не преувеличивай, я тебя умоляю! Тоже мне, трагедия, от Таньки я его увожу! Да кто она такая, твоя Танька? Обычная деваха, таких в базарный день – рубль ведро. Одно счастье, что соседка. Ты, сынок, просто привык, что она всегда рядом… Это всего лишь детская привязка, понимаешь? Не более того…
– Я прошу тебя, мама, пожалуйста! Не надо так о ней! Я люблю ее, люблю! Слышишь? Люблю!
– Да на здоровье, сын, что ты…
– И я бы ни за что не уехал, если бы… Не к отцу… Это же своего рода удар под дых, мам… Но к Таньке я все равно вернусь! Я люблю ее, люблю…
– Я поняла, сынок. Поняла. Хорошо, как скажешь…
Поезд набирал ход. Они по-прежнему стояли у окна в вагонном проходе. Катя осторожно глянула сбоку Никите в лицо, подумала про себя – вернешься ты, как же… Закружит тебя Москва, через неделю забудешь… Даже имени не вспомнишь девчонки-соседки. А мать что, мать всегда во всем виноватая… Ни подвига, ни заботы никогда не оценишь, сынок…
Подумала, но вслух произнесла бодренько:
– Ладно, ладно! Поживем, увидим! Давай для начала хоть до отца твоего доедем! Сходи-ка лучше, чаю у проводницы попроси, очень уж пить хочется…
* * *У дверей квартиры на Полянке Никита вдруг оробел. Схватил мать за руку, когда та потянулась к кнопке звонка:
– Погоди, мам…
– В чем дело, сынок? – удивленно глянула на него Катя.
– Да чего-то колбасит меня… Не могу. Всегда этого хотел, а тут… Мне даже во сне много раз снилось, как я эту кнопку нажимаю…
– Да? А чего мне свои сны не рассказывал?
– Так обидеть боялся.
– Правда? Надо же… Спасибо, сынок.
Никита пожал плечами, странно глянув на мать. Она и сама почувствовала неуместность этого «спасибо», тем более теперь, когда они стояли перед этой дверью… И сгладила неловкость улыбкой:
– Не дрейфь, сынок! Мы ж не милостыню просить приехали! Пусть только эта Марьяна попробует нам не обрадоваться!
И с силой вдавила палец в кнопку звонка. Тряхнула головой, расправила плечи, отступила на шаг от двери, за которой уже слышалось легкое цоканье каблучков.
Открыла моложавая женщина почти кукольной внешности, полненькая блондинка с кудряшками, с голубыми глазками и застывшей приветливой улыбкой на губах. Слишком приветливой, чтобы быть по-настоящему искренней.
– Марьяна?! – удивленно произнесла Катя, от неожиданности забыв поздороваться.
– Нет, нет, что вы! – махнула перед собой пухлой ручкой женщина, не убирая улыбку с лица. – Марьяны Борисовны дома нет, она же целый день в клинике… А вы, наверное, Екатерина Львовна, да? А это ваш сын Никита?
– Да… А вы, собственно…
– А я домработница, меня Наташей зовут! Вообще-то я только по утрам прихожу, и то не каждый день… Это Марьяна Борисовна меня неделю назад попросила, чтобы я была в квартире неотлучно. Чтобы вас поджидала, стало быть. Она боялась, что вы приедете, а дома никого нет… И мне строго-настрого наказала – ни шагу из квартиры, даже в магазин не выходить! Вот я и сидела, караулила вас до позднего вечера, пока Марьяна Борисовна не придет… Слава богу, вы приехали! Освободили меня из неволи!
