Француаза Бурден - Искушение страстью
– Идем, я провожу тебя в ванную…
Избегая смотреть на нее, он вывел ее из комнаты, придерживая за локоть. Указав на дверь в конце коридора, он отдал ей вещи и отвернулся. Устраивая в этой квартире контору, он оставил одну ванную, чтобы после возвращения из Дворца правосудия там можно было освежиться, но он и представить себе не мог, что когда-нибудь поведет туда женщину, после того как будет заниматься с ней любовью на ковре в приемной. Он вел себя, как гусар, в порыве ревности, желания и отчаяния.
Он медленно прошел в кабинет, завязал галстук, надел пиджак. Давно ему не приходилось испытывать такую неловкость. Должен ли он дать Сильви возможность уйти не попрощавшись, если она так захочет? Или же это будет проявлением крайней трусости? Выключив свет, он нерешительно пошел в прихожую. Рядом с его плащом все еще висело ее пальто. Он надел плащ и почувствовал себя уверенней, глубокими затяжками он курил сигарету. Отвратительное чувство: он был опустошен, зол на самого себя, но, хуже всего, ничего не мог изменить. Не мог, как бы сильно он этого ни желал. И не мог ничем оправдаться перед ней.
Дальний конец коридора осветился, он видел, как она приближается. Сильви шла с опущенной головой – она не хотела его видеть. Остановившись рядом с Шарлем, она надела пальто, и волосы убрала под шапочку, совсем скрывшую ее глаза. Сильви молча повернулась к двери, и он распахнул ее. Застыв на пороге, он смотрел, как Сильви удаляется.
В университете Винсену пришлось еще труднее, чем Мари несколькими годами раньше. Носить имя Морван-Мейер на факультете права оказалось нелегко. Преподаватели требовали от него безупречной учебы, а студенты недружелюбно косились. Убежденный, что никогда не сравнится с Шарлем, Винсен решил не идти по стопам отца. Он собирался сдавать экзамены не на адвоката, а на судью. Как всегда, Клара живо одобрила его решение: судья в семье – это чудесно!
Она единственная понимала трудности, с которыми сталкивался Винсен. Ему приходилось противостоять могуществу образа отца, угрожавшему раздавить его. Клара глубоко уважала своего младшего сына: ведь если Шарль так и не стал тем молодым человеком с довоенных фотографий, его неизменные успехи привлекали внимание. Коллеги ему завидовали, женщины обожали. В свои сорок пять лет он по-прежнему служил примером для своих сыновей – красивый, грустный, безутешный, иногда чересчур надменный. Он не баловал сыновей, а особенно строго относился к Винсену, на которого возлагал большие надежды, и редко демонстрировал отцовскую любовь на словах или в поступках. Может быть, Шарль делал так, чтобы не выделять своих сыновей. С Аленом все было просто: он был далеко, – но Готье по-прежнему жил на авеню Малахов и тоже являлся членом его семьи.
Кларе Винсен сразу рассказал о своей привязанности к Магали, но отцу он так и не доверился. У него не было сомнений, что отец и слышать не захочет о каких-то там привязанностях, пока старший сын не закончит учебу.
– А сам он как поступил? Сначала на маме женился, а потом стал адвокатом. И было ему тоже двадцать два!
Винсен повернулся к бабушке, и та сразу же призвала его к порядку:
– Следи за дорогой!
Но Винсен был прекрасным водителем, и в этом она убеждалась каждый раз, когда он ее куда-нибудь отвозил.
– Милый, если бы он тогда не женился, ты бы родился до свадьбы! – засмеялась она. – Вот я и разрешила ему. Кроме того, неловко было перед бабушкой и дедушкой Мейерами, они были людьми простыми, но строгими. Никогда не отступали от своих принципов и вообще… Твои мама с папой испытывали такие сильные чувства, что их брак получился сам собой.
Ее голос дрогнул: она всегда с болью вспоминала Юдифь. Лучезарную невестку в объятиях сына, его счастье двадцать лет назад, радость жизни, блестящее будущее и вдруг в одночасье – ужас войны.
– Но, бабушка, а если и у нас с Магали тоже сильные чувства?
Бросив на него быстрый взгляд, она поняла, что внук серьезен.
– Как бы там ни было, дорогой, тебе надо закончить военную службу.
Винсена взяли в армию на особых условиях – помог Шарль. Конечно же, он выбрал авиацию, но оказался на мирном посту в министерстве, это совершенно не обременяло его, и он продолжал заниматься правом. «Нет, ты не можешь прервать учебу на полтора года!» – твердо решил Шарль. И Винсен был вынужден нехотя подчиниться. С гораздо большим удовольствием он бы выучился летать, получил нашивки, однако действительная военная служба совсем отрезала бы его от Магали, а его это не устраивало.
– Завидую Алену, – вздохнул он. – Он отслужил, а потом занялся тем, чем хотел.
– Как всегда! – громко расхохоталась Клара.
Своему племяннику Шарль тоже предложил (правда, без особого энтузиазма) задействовать свои связи, но Ален наотрез отказался. Его призвали простым солдатом в Авиньоне, он служил без привилегий и ни на что не жаловался, а все увольнительные проводил в Валлонге, где Ферреоль продолжал вести хозяйство. Они въехали на улицу Кастильоне, и Винсен припарковал машину в двух шагах от галереи.
– Как мило, что ты сопровождаешь меня на вернисаж, – сказала Клара, похлопав его по колену.
– Мне это совсем не трудно!
Его улыбка была почти такой же очаровательной, как когда-то у Шарля, и Клара растрогалась. Она часами могла говорить с любимым внуком о музыке или живописи: вкусы его отдавали эклектичностью, но он интересовался всем. Клару часто приглашали на концерты, в театр, в оперу или на торжественные приемы, и везде ее сопровождал Винсен.
– Я бы предпочел Брака[12] или Шагала, – пошутил он, – но посмотрю и на твоего художника.
Обойдя машину, он открыл дверцу и подал бабушке руку.
– Винсен, я не капризная, могу сама выйти! А об этом «моем» художнике сейчас говорит весь Париж. Подумать только, он живет всего в двух шагах от Валлонга, а мы и знать не знали! Мы живем там, как дикари, но я с этим покончу: начну принимать людей, разошлю кучу приглашений.
– Только не это!
– Как раз это. Как я поженила твоих тетю и дядю? Устраивала банкеты! Уверена, тебе пора приглядывать девушек брату и кузену…
Она шутила лишь отчасти, он это понял и рассмеялся; они под руку вошли в галерею. Несмотря на наплыв народа, атмосфера была спокойной: группки людей переговаривались возле картин, развешанных на багетах, между ними сновали официанты с подносами. Едва Клара вошла, как с ней поздоровалась знакомая чета, пожилой господин, а затем хозяйка выставки увлекла ее к буфету.
– Вот увидите, – уверяла она, – это великолепно! Думаю, он превзошел самого себя: в его творчестве есть невероятная мощь. Тут только что были критики, они потрясены! По-моему, это триумф. Мы далеки от салона «Новые реальности», ведь в нем, как известно, только снобизм… Хотите шампанского, дорогая? Жан-Реми, иди сюда, я представлю тебе Клару Морван!
