Дмитрий Щеглов - Жиголо

Мне говорят, есть высокое, элитарное искусство – я спрашиваю, для кого оно? Мне говорят – магический квадрат, я смеюсь – это чушь собачья. Мне говорят, человек – венец природы, я утверждаю – он свинья.

Аглаида его перебила:

– Это все слишком сложно для меня. Нельзя ли ближе к земле?

– Принимаю ваше замечание, – невозмутимо пожал плечами Федор. – Козел на крыше подобрался слишком близко к звездам, пора, спустимся в людской загон. Итак, мы с вами исповедуем два разных вида искусства. Я считаю искусством то, что мне нравится, что радует глаз, что требует мастерства, школы и виртуозности. Я – патриций по своим взглядам.

– А я?

– А вы горшечница, плебейка. У вас как у собаки Павлова выработан уже устоявшийся рефлекс на картины и имена. Если я скажу Сальвадор Дали, Пикассо, Малевич, вы завизжите от восторга. Если я скажу Владилен Треска, вы в лучшем случае подожмете губы. А из этих четырех фамилий только Треска умет рисовать. Он собаку рисует, прямо как живую. Да такую, что с бодуна глянешь на нее и думаешь, сейчас стерва тебя за ногу цапнет. А от мазни остальных тошнит, хотя их признают гениями. И знаете в чем они гении?

– В чем?

– Они смогли себя преподнести. Они раскрутились, как сейчас говорят. Где они, там скандал, экстравагантная выходка, развод, скабрезности, драка. То есть полный набор рекламных трюков. И вокруг агенты, эксперты, выставки, приемы и постоянный ажиотаж и эпатаж.

– Что такое эпатаж?

Федор чуть не упал на ровном месте.

– А это сверхнаглое поведение, когда плюют и сморкаются художники на свою публику. Они их, этих тонких знатоков живописи за кретинос держат, и правильно делают. Я ехал на выставку и газету «Коммерсант» купил.

Врал он насчет газеты. Ему ее подсунул Купец перед выездом.

– Хотите, прочитаю вам выдержки из нее. Прямо к нашему разговору о современном искусстве.

– Хочу!

– Тогда слушайте. Итак: «Галерея Тейт – это крупнейший государственный музей Великобритании.

Галерея Тейт пополнила свою коллекцию современного искусства – за 22.3 тысячи евро. Она приобрела баночку экскрементов итальянского художника Пьеро Манзони. В письмах друзьям Пьеро Манзони высказывал надежду, что заветные баночки станут предметом охоты коллекционеров… аналогичные экспонаты есть в любом уважающем себя музее мира, в Центре Помпиду в Париже или Moden Art в Нью-Йорке».

– Все?

– Да!

– Я ничего не поняла! – простодушно заявила Аглаида.

Федор патетически вознес руки к небу.

– О мамма мия! Пьеро Манзони супергений рынка. Он наш факелоносец. Он освещает нам путь. Зачем сейчас мольберт? Техника художника нынче, разбрасывание краски по холсту из банки, без помощи кистей. Это – живопись действия или живопись пятнами. Прав он. Живопись дерьмом колоритнее! Поэтому я вам, как истинной ценительнице всего высокого, предлагаю вырастить клиента, вырастить картинную галерею, вырастить модель и не покупать произведения, а продавать их. Надо сформировать у публики определенный вкус, как у собаки Павлова условный рефлекс, чтобы при имени художника Трески геморрой рассасывался. Треска большой мастер кисти. Он…

– Я согласна с вами, – сказала Аглаида. Федор сурово глянул на Аглаиду и та почтительно замолкла. Он продолжил:

– Вот поэтому я и говорю, что искусством можно объявить сегодня что хочешь, хоть стилиста и его прически, хоть модельера, хоть сапожника. Можете представить себе, что художник, который не может толком разворот головы или торса нарисовать, признается гением. И платят ведь огромные бабки за такой поп-арт. А последний писк «боди-арт»? Художник сажает себя голого на цепь и бросается с лаем на зрителей. А затем в лучах скандальной славы продает свои картины. Представьте он успешный художник. А мы с вами чем хуже?

Аглаида его перебила.

– Согласна с вашей первой мыслью. Все люди свиньи и только мы человеки. Потому что только мы можем познать сами себя, но не художника. Голой, я еще согласна позировать. Но зачем на цепь?

Поговорили. Федор удивленно посмотрел на собеседницу, потом вежливо спросил:

– Вы Треску считаете посредственностью или гением?

Ни минуты не раздумывая, она ответила:

– Посредственностью! Рупь ему цена в базарный день.

И в это время перед Федором предстала красавица Эдит. Она элегантно смотрелась. Подчеркивающее фигуру облегающее платье, туфли на высоком каблуке, великолепная прическа.

– А вот и я, Федор. Как я рада, что вас встретила. Я не помешала вашему разговору? Вы так увлеченно спорили, что мне даже завидно стало. Думаю, подойду сама. Представь, пожалуйста, меня своей спутнице.

Федору ничего не осталось, как представить дам друг другу.

– Аглая Зауральская. Покровитель непризнанных талантов. Сегодня ее можно будет по телевизору лицезреть в программе «Культурная Москва».

Аглаида не заметив в словах Федора скрытой иронии растеклась в благодарной улыбке.

– Эдит Генеральша! – представил Федор вторую даму.

Женщины обменялись рукопожатиями и оценивающими друг друга взглядами. Аглаида с провинциальной непосредственностью сразу спросила:

– А муж где служит?

– Работает в министерстве внутренних дел!

– Ой, скажу своему, вот будет потеха.

– И о чем вы спорили? – сменила тему разговора Эдит.

– О современном искусстве, – ответила польщенная Аглаида, – Сальвадор Альенде, Пьер Мацони, про поп-арт и биде-арт. Федор такой умный! Мы с ним даже поспорили.

Глава XIV

А в это время на балконе второго этажа Васька Генерал исходил желчью.

– Никита. Ну, как так можно, только вчера этот Красавчик заселился, только вчера Эдит с ним познакомилась, и уже как собачка побежала к нему на свидание.

– Случайное совпадение! – сказал телохранитель Аглаиды, хотя ни в какие случайные совпадения не верил. Вероятность случайной встречи двух знакомых в Москве равна одной миллионной. Легче автомобиль в лотерею выиграть, говорил им на семинаре профессор, старый оперативник. Так что, если ваши подопечные встретились, и вам показалось что они встретились случайно, вы отбросьте эту одну случайную миллионную часть в сторону и рассмотрите остальные девятьсот девяносто девять тысяч, и тот интерес что за ним стоит.

Васька Генерал гудел как рассерженный шмель.

– Я урою сегодня же этого Красавчика. Представляешь, мозги мне пудрил, что квартиру снял, чтобы с женщиной встречаться.

– А может так и есть! – лениво ронял слова Никита. – Ты не паникуй раньше времени. Красивая жена, это всегда головная боль и язва желудка. На цепь ты ее не посадишь. Если захочет всегда сбежит, ты и знать не будешь. Успокойся, давай лучше посмотрим, что они дальше будут делать.

– Тебе хорошо, тебе за это деньги идут, – всплакнул Васька Генерал, – а мне еще на участок надо.

– А она тебе предлагала пойти на эту выставку? – спросил расстроенного приятеля Никита.

– Предлагала.

– А ты что ответил?

– Я сказал, что лучше сходить на выставку «Охота и рыбалка».

– В общем так, – поставил разговоре окончательную точку Никита, – если хочешь, я после этой выставки свободен. Мадам меня отпускает. Можем твоего Красавчика попасти, а можем и профилактическую беседу провести. Ну не дурак же он, поймет с кем дело имеет. Даже если свербит у него очень, и то я думаю, отстанет он после разговора от твоей Эдит.

Никита могутно повел плечами, а Васька Генерал постарался втянуть живот.

– Распустил я брюшко немного, – виновато завил он с завистью скосившись на Геракла-Никиту.

А в это время разговор трех любителей живописи вышел на более высокий уровень. Все трое вдруг воспылали любовью друг к другу. Идея иногда может стать материальной силой, сказал в девятнадцатом великий философ, если она овладеет массами. Идея была подброшена Эдит:

– Если бы у меня были возможности, – сказала она, – то я бы открыла собственную художественную галерею, антикварный салон, окружила бы себя художниками, музыкантами, творческой богемой. Вместо собаки или кота у моих ног возлежал бы молодой паж. А в это время художник писал бы с нас картину. Ах, как бы я красиво выглядела на оттоманке. А потом этот шедевр должен был бы висеть в моей галерее или салоне и иметь такую баснословную цену, чтобы покупатель не мог и помыслить о покупке. На худой случай я и директором салона пошла бы. А то жизнь утекает между пальцев, годы идут. Только раз в месяц и прикоснешься к прекрасному.

– Я тоже всю жизнь мечтала о своем салоне, – заявила Аглаида, – а ваша идея хороша. Знаете что, поехали ко мне домой, я вас отличным чаем угощу. Заодно и обсудим все проблемы собственной галереи. Вы как, Федор, не против? Эдит я вас приглашаю. У меня и оттоманка есть. Мы Федора у ног посадим.

Федор промолчал, он был слишком «за». Все выстраивалось в его пользу. То, на что Купец намечал потратить месяц времени, у него выгорело за пару часов. Сама в гости зовет. Федора даже оторопь взяла, как легко это получилось.