Марина Полетика - За кулисами любви
Днем сделали перерыв и пообедали в местном кафе. Потом, не выдержав, отправились купаться на пляж прямо тут же, возле ДК. Лера, которая не догадалась взять купальник, маялась на берегу и завидовала тому, как плещутся в воде ее актеры, растерявшие солидность и забывшие о годах и должностях. С ними здоровались знакомые, кто-то просто кивал, кто-то подходил поговорить, спрашивали о спектакле, им показывали Леру, уважительно называя ее «режиссером из Екатеринбурга», и Лера поняла, что становится знаменитостью. Потом опять репетировали, день быстро подошел к концу, и Лера заметила в зале Валерия, с детским интересом наблюдавшего за творческим процессом. Она свернула репетицию, и вдвоем они отправились в «Уральские зори», предвкушая продолжение банкета.
…Две недели пролетели быстрее, чем обычные четырнадцать дней. Леру всегда занимал этот странный парадокс: время то летело, то тянулось, как жвачка, то опять припускалось вскачь, никогда не шло нормально и не поддавалось никакому контролю. Так вот и жизнь пройдет в суете – было, не было? Но теперь, в присутствии Валерия, философские вопросы бытия занимали Леру куда меньше. Наступил день премьеры. С утра Лера волновалась так, что с трудом держала себя в руках, ее паника передалась актерам, и ситуация грозила стать неуправляемой. А когда она увидела толпу народа перед входом в ДК (четыреста пятьдесят билетов по невиданной в Горноуральске цене в триста рублей смели в один день), она решила, что все пропало, что их осмеют, а ее проводят домой с позором. Ситуацию неожиданно спас Валерий. Он появился за кулисами, держа в обеих руках полиэтиленовые мешки с помидорами.
– Будем действовать на опережение, – пояснил он изумленной Лере. – Если зрители решат нас закидать помидорами, мы начнем первыми, и неизвестно еще, на чьей стороне будет тактическое преимущество.
Лера расхохоталась, обрадовалась тому, что он сказал «нас» и «мы» – и неожиданно успокоилась. К тому же при взгляде на ярко-красные лоснящиеся мячики с трогательными зелеными хвостиками на нее снизошла идея, впоследствии всеми признанная гениальной. За три минуты до начала спектакля помидоры были разложены на сцене в самых неожиданных местах, и Городничий по ходу действия задумчиво брал в руки помидорчик, вкусно макал в насыпанную на ладонь соль и жевал. Так же поступали и жена с дочкой, манерно оттопыривая пальчики и пользуясь спешно принесенной из кафе солонкой в виде мухомора. Помидорами угощали гостей, помидоры почтительно присовокупляли к деньгам, которые вручали Хлестакову. Все это придало действию некий неожиданный подтекст, который то ли был, то ли не было его вовсе, а зрители гадали. Но главное – актеры, заняв руки манипуляциями с помидорами, перестали паниковать и даже, как настоящие профи, позволяли себе друг друга подкалывать и по ходу дела разыгрывать.
Стопроцентным попаданием оказался Городничий, точь-в-точь по Гоголю – уже постаревший на службе и очень неглупый человек. Он понимал, что настали новые времена, и верит он Хлестакову или нет, неважно – сейчас время Хлестаковых, время молниеносно богатеющих проходимцев, которые потом наверняка станут респектабельными, а значит, им можно и дочку доверить. Или, в крайнем случае, откупиться от этого – и ждать следующего. И мужиковатый Хлестаков вышел как нельзя кстати: этот свое из глотки вырвет, ему бы не в «Ревизоре», а в «Бригаде» играть. Поэтому огрехи и просчеты, от которых Лера морщилась, как от зубной боли, были никому, кроме нее, незаметны и неинтересны. Городской бомонд в актерском амплуа был обречен на успех. И когда грянули аплодисменты после знаменитой финальной сцены, Лере показалось, что потолок непременно обрушится. Успех был оглушительным, а букеты цветов с приусадебных участков едва умещались на сцене.
Когда закрылся наконец занавес, все принялись целоваться и обнимать друг друга, как в настоящем театре, а потом на сцену просочились родственники с чадами и домочадцами, и кутерьма поднялась несусветная. Потом был, как и полагается, банкет, с домашними наливками и закусками. Слово взял мэр. Евгений Степанович сообщил присутствующим, что вырученные от продажи билетов деньги – сто тридцать пять тысяч рублей (народ удивленно охнул) он уже распорядился передать в детский дом. А на вопрос о дальнейших творческих планах поклялся, что продолжения не будет, «два раз одну шутку не шутят». И строго посмотрел на директора типографии Татьяну, которая еще не успела снять платье Марьи Антоновны – прими, мол, к сведению. Но Татьяна почему-то не испугалась, нахально отмахнувшись веером от строгого папенькиного взгляда. Потом пили за общий успех и за каждого исполнителя в отдельности, и за Леру, и за так вовремя доставившего помидоры Валерия, которого деликатный Евгений Степанович догадался представить своим другом. Словом, ближе к полуночи Лера так напоздравлялась, что стала нетранспортабельной.
Валерий, поддерживая ее за талию, чтобы сохранить пристойное вертикальное положение, довел до своей машины, усадил и пристегнул ремнем. Лера немедленно сползла по сиденью вниз, уронила голову на плечо и устроилась, судя по всему, уютно и надолго, собираясь спать до утра. Сумки она еще днем собрала и поставила в багажник своей машины, всерьез собираясь уносить ноги после мерещившегося ей непременного провала. Валерий доехал до «Уральских зорь», задумчиво посмотрел на спящую Леру, переложил ее вещи в джип и, попрощавшись с почтительной дежурной, выехал за ворота.
Он до предела вдавил в пол педаль газа, машина послушно рванулась и полетела по пустому ночному шоссе. Мотор приятно и ровно гудел, стрелка спидометра быстро добралась до отметки «130» и там замерла, чутко подрагивая. Черный агрессивный джип явно разделял пристрастие хозяина к быстрой езде: красота – ни пробок, ни светофоров, уж на трассе-то мы покажем всем, на что способны. Лера спала сном праведника.
Валерий улыбался своим мыслям: странно, он не спит нормально уже которую ночь подряд, а чувствует себя великолепно. Двести восемьдесят километров каждый день, сто сорок туда и сто сорок обратно. А между этими поездками остается ночь. Сказочная, удивительная, почти бессонная ночь. Он никогда не совершал подвигов вроде этих ради женщин. Сначала служил в армии, потом учился, потом зарабатывал деньги. Это у него хорошо получалось, и как-то быстро денег стало очень много. Деньги как таковые его интересовали меньше, чем процесс их зарабатывания, но он вскоре заметил, что женщины сами стали искать его внимания, не дожидаясь никаких подвигов с его стороны. Его это вполне устраивало, и со временем он привык к такому положению дел.
Лера застала его, можно сказать, врасплох, вне привычной среды обитания, и все пошло вразлад с привычным сценарием. Поначалу, там, в поезде, это его развлекало. Потом возбуждало непривычным ощущением: эта женщина хотела его, его самого, вне денег, положения и прочей шелухи. Это ощущение было для него неожиданно и приятно, поэтому он так и не решился рассказать Лере, чем он занимается на самом деле. Наплел что-то про фирму, торгующую иномарками, – когда-то давным-давно была у него и такая. В тот момент он не думал о перспективах, а просто побоялся, что Лерино отношение изменится. «Мужчина состоит из мужа и чина», – повторяла где-то услышанную фразу его жена Вика, желая, очевидно, сделать ему комплимент: что вот, ты самый настоящий мужчина, не то что некоторые… Зачем он на ней женился? Он же прекрасно понимал, что ей от него надо, что сам он ей, отдельно от своих денег, от своего банка, от «чина», абсолютно неинтересен? Ах да, она была сногсшибательно красива, и ему откровенно завидовали все его приятели. И еще она была беременна Темой. При мысли о сыне Валерий вздохнул, а потом все же не удержался и глупо улыбнулся от уха до уха. И сразу покосился на Леру – не заметила ли? Лера сладко спала, ни разу не поменяв положения.
