Эмили Гиффин - Жених напрокат
— Мило. — Я с готовностью улыбаюсь.
— «Мило» — это недостаточно, — огрызается она. — Должно быть отлично! Мне нужно выглядеть сногсшибательно!
Когда я смотрю на ее пухлые, сочные губы, с которых всегда готово сорваться оскорбление, все угрызения совести пропадают. Остается лишь потрясающее негодование.
«Почему у тебя все должно быть отлично? Почему ты все получаешь в красивой упаковке и с почтительным поклоном? Что ты сделала, чтобы заслужить Декса? Это я первая его встретила. Я познакомила его с тобой. И должна была бороться за него. Почему я этого не сделала сразу? Потому что подумала, будто недостаточно хороша для него. Я ошиблась. Неверно оценила ситуацию. Это всегда может случиться... особенно когда рядом такая подруга, как ты, которая полагает, будто имеет право на все самое лучшее; подруга, которая неустанно пытается меня затмить, так что в результате я начинаю себя недооценивать, понижаю планку. Это твоя вина, Дарси, ты забрала то, что должно быть моим».
Набираюсь духу и решаю уйти. Смотрю на часы и вздыхаю, почти поверив в то, что мне и в самом деле нужно работать и что невнимательная к другим Дарси, как обычно, злоупотребляет моим временем. Тебе не кажется, что моя работа чуточку важнее, чем твой свадебный макияж, особенно если учесть, что свадьба только через несколько месяцев?
— Прости, Дарси, я здесь ни при чем, но мне нужно работать.
— Замечательно.
— Дарси, я не виновата, — повторяю я.
Не виновата в том, что люблю Декса.
И он не виноват в том, что испытывает ко мне какие-
то чувства — а я знаю, что они подлинные.
Но прежде чем меня отпустить, Дарси подыскивает замену: звонит Клэр. Она уже подобрала помаду? Слышу, как Клэр расспрашивает ее в ответ и затем сообщает, опираясь на авторитет журнала для новобрачных, что в таком- то магазине есть потрясающая коллекция специально для невест и что там нашлась помада, которая увлажняет губы и при этом не слишком блестит.
— Встретимся сейчас? — просит Дарси. Для нее нет абсолютно никаких границ!
Она заканчивает разговор и говорит, что я могу идти — Клэр сейчас приедет. Машет мне рукой: свободна!
— Пока, — говорю я. — Поболтаем после!
— Конечно. Ради Бога. Пока!
И когда я уже поворачиваюсь, чтобы уйти, напоследок предупреждает:
— Если не будешь обо мне заботиться, придется понизить тебя в звании. Клэр займет твою почетную должность, а ты станешь второй подружкой невесты.
Да уж. И в самом деле — как сестры!
Звоню Дексу, едва только выхожу из ее поля зрения. Конечно, это подло — звонить ему, когда Дарси делает покупки к свадьбе, но я вся во власти возмущения. Это месть за то, что она такая бесцеремонная, высокомерная и эгоистичная.
— Ты где? — спрашиваю я, обменявшись с ним приветствиями.
— Дома.
— А ты? Я думал, вы поехали за покупками.
— Так и было. Потом я сказала, что у меня работа.
Замечаю, что мы оба старательно избегаем прямых упоминаний о Дарси.
— И что, тебе действительно нужно работать? — осторожно спрашивает он.
— Нет...
— Хорошо. Мне тоже. Может, увидимся?
— Буду дома через двадцать минут.
Декс приезжает раньше и ждет меня в коридоре, болтая с Хосе о футболе. Я очень рада его видеть и счастлива от того, что наконец освободилась от Дарси. Улыбаюсь, здороваюсь и думаю, узнал ли Хосе Декса, ведь тот бывал здесь с ней. Надеюсь, нет. Одобрения своих поступков я жду не только от родителей. Хочу получить его даже от консьержа.
Мы с Дексом поднимаемся на лифте и идем по коридору к моей двери. Я полна предвкушением и с нетерпением жду его прикосновений. Садимся на кушетку. Он берет меня за руки, и мы начинаем целоваться так страстно, что это само по себе уже кажется сексом. Что-то серьезное и одновременно жуткое. На ум приходят проповеди в воскресной школе и десять заповедей. Но это не измена. Мы оба свободны. Пока. Я все выбрасываю из головы, когда целую Декса. Чувства вины больше не будет — все время, пока мы вместе.
Внезапно нам кажется смешным ютиться на кушетке. Моя кровать будет куда удобнее. Ничего не случится, если мы просто туда переберемся. Это страхи подростка. А я — взрослая женщина с определенным жизненным опытом (хоть и очень ограниченным), я в состоянии контролировать себя в собственной же постели. Встаю и веду его через всю комнату. Он следует за мной, все еще держа меня за руку. Мы садимся в изножье кровати, и Декс снимает мокасины. Они надеты на босу ногу. Он шевелит большими пальцами и потирает ноги одну о другую. У него красивые ступни с высоким подъемом и изящные лодыжки.
— Иди ко мне, — говорит он, притягивает меня к себе, и мы валимся на подушки. Он сильный и горячий. Мы лежим на боку, друг против друга. Декс опять целует меня, и я прижимаюсь к нему. Внезапно он останавливается, покашливает и говорит: — Как странно. Быть с тобой вот так. И в то же время — очень естественно. Может быть, потому что мы долго дружили.
Я понимаю, что он имеет в виду. Вспоминаю юридическую школу. Нас трудно было назвать лучшими друзьями, но в то же время мы были достаточно близки и потому знали друг о друге многое — то, что всплывает само по себе, когда твое внимание всецело сосредоточено на таких вещах, как расторжение контракта и компенсация за нанесенный ущерб. Припоминаю все то, что узнала о Дексе до того, как появилась Дарси. Он католик. В старших классах играл в баскетбол и собирался поступать в Джорджтаун. У него есть старшая сестра по имена Тесса, которая переехала в Корнелл и теперь преподает английский язык в школе в Буффало. Его родители развелись, когда он был еще ребенком. Отец женился второй раз, а мать лечилась от рака молочной железы.
Было и то, что я узнала от Дарси, — кое-какие интимные детали, о которых я частенько думала в те дни. Что он ворчит по утрам. Что каждый вечер делает не менее пятиде-сяти отжиманий. Что никогда не оставляет на столе грязную посуду. Что ему было очень плохо, когда умер его дед, — это был единственный раз, когда она видела Декса плачущим. Что до нее у него были две подружки, и одна из них, Сюзанна Коэн, аналитик в той же фирме, что и он, бросила его и разбила ему сердце.
Если все это сложить — я знаю многое. Но хочется большего.
— Расскажи о себе, — говорю я. Как будто нам по восемнадцать лет.
Декс дотрагивается до моего лица, проводит пальцем от лба до губ и останавливается на подбородке.
— Чур, ты первая. Ты очень загадочная.
Мне смешно.
— Это вряд ли, — говорю я, думая, что он перепутал загадочность и застенчивость.
— Точно. Ты всегда была как закрытая книга. Тихая, ни с кем не встречалась, хотя многие парни пытались приглашать тебя на свидания. Я никогда не мог понять тебя до конца.