Галина Артемьева - И в сотый раз я поднимусь
Странно. Добро бы Саша пилила, упрекала, подзуживала. Нет. Никогда. Напротив, заклинала каждый день:
– Умоляю тебя, брось, не занимайся всем этим. Это не для нас. Суета сует.
Но где там! Человек абсолютно ничего не слышал, только бережно и настойчиво лелеял свою идею фикс: скоро у меня будет миллион зеленых денег.
Его, собственно, все остальное перестало интересовать. С детьми он совсем не разговаривал, постоянно злился. Только и слышно каждый вечер по телефону:
– Нал, безнал, откат…
Попутно регулярное пьянство Антона стало невыносимым. Иногда его приводили домой чужие люди – просто, кряхтя, втаскивали в прихожую, и он валялся на полу, пока в себя не приходил, потому что в комнату его, тяжелого, обрюзгшего, было не дотащить. Однажды Саша с Элькой нашли его в их собственном подъезде: он вольготно разлегся на грязных ступеньках и самозабвенно дрых, не замечая даже, что с него сняли ботинки. Зато когда жена с дочерью старательно поволокли его домой, брыкался что было силы и обзывался на них чудовищно.
Он не всегда теперь приходил ночевать. Сначала Саша смертельно пугалась, не спала ночь, плакала, звонила в милицию, в больницы, морги. Видимо, не одна она была такая счастливая в те времена, потому что всюду ее беспредельную тревогу воспринимали не всерьез, говоря, мол, проспится – придет, или: «А вы за шкафом поискали?»
И действительно: приходил. Ложился отсыпаться, предварительно поскандалив и обвинив всех, кто под руку подвернется, в жестокости и злобе.
После каждой бессонной ночи Саше приходилось идти на работу, а детям в школу. Как-то жить. Функционировать. Стараться отвечать уроки. Не скажешь же учительнице:
– Извините, я ничего не выучил, потому что у меня папаша алкаш и ему опять приспичило всю ночь скандалить.
Правда, у ребят в школе почти все отцы семейств крепко надирались в то время. У лучшего Мишкиного друга Федьки отец вообще спьяну начинал по-настоящему драться и как-то сломал его маме несколько ребер. Она потом долго в больнице лежала. И все-таки помирилась со своим мужем. А Федька мечтал вырасти и избить своего папашу.
Саша все еще надеялась, что долгая черная полоса закончится, Антон в итоге опомнится и заживут они спокойно и благостно.
Однако все чаще и чаще она радовалась, когда его не было дома. Тогда было тихо, чисто, уютно и не страшно, как при нем.
Пропадая на пару-тройку дней, муж и отец объяснял обычно, что у него был тяжелый больной. Такой тяжелый, что от госпитальной койки никак не отойти. Это никого уже не смешило даже, о чем говорить.
А однажды исчез он очень надолго. Саша, разумеется, принялась методично обзванивать все свои заветные местечки: бюро несчастных случаев, станции «Скорой помощи». Все, как всегда, по длинному списку: не находится ли у них случайно высокий черноволосый мужчина лет сорока, одетый так-то и так-то, без особых выразительных примет. Муж не находился никогда и нигде. Саша несколько ночей подряд непонятно зачем выходила на улицу: там ожидание казалось более активным и действенным. Наконец Элька ожесточенно высказалась:
– Знаешь, мам, хватит психовать! Ни-че-го с ним не случилось. С ним никогда ничего не случается. А с нами скоро случится. Все хором сойдем с ума. Давай успокоимся и будем жить как ни в чем не бывало.
В конце концов, как ни трудно было привыкнуть к отсутствию отца, все же зажили без него. Мальчишки временами сильно скучали, вспоминая, каким он был раньше: сильным, щедрым, добрым, надежным. Но стоило вспомнить, каким он стал, тоску как рукой снимало.
И вдруг через несколько месяцев он объявился. Пришел совершенно трезвый, серьезный такой. Говорит:
– Оставьте нас с мамой наедине, нам нужно поговорить.
Дети вышли из комнаты и встали в коридоре. Саша была уверена, что они слушают у неплотно закрытой двери.
– Ты, наверное, уже догадалась, о чем я хочу тебе сказать, – начал муж.
– Пока нет, – тихо сказала Саша.
– Как же так? Да ты наверняка все почувствовала, ты это можешь…
– Давай говори, не трусь.
– В общем, полюбил я одну женщину. По-настоящему. Как в свое время тебя. Просто не могу без нее, и все.
– Спасибо, что сказал. – Саша была спокойна, да и детей нельзя было расстраивать. – Хорошо, что ты нашел в себе силы быть честным. Жаль только, что не сразу. Мы ведь искали тебя. Да ладно. Ты теперь с ней будешь?
– Нет. Я много думал все это время. Я хотел бы вернуться к вам. Если я, конечно, вам еще нужен.
Что значит: нужен – не нужен, подумала Саша, тут твои дети. Они-то нужны кому-то, кроме меня?
– А как же твоя любовь? – спросила она. – Ведь если это так же серьезно, как было у нас… Я пойму тебя, ты только определись.
И тут муж и отец отмочил такое – век не забыть. Он патетически, как Ромео перед гробом Джульетты, произнес:
– Мы не можем быть вместе, хотя и созданы друг для друга. Понимаешь, она дочь посла, а я не могу создать ей такую жизнь, к какой она смолоду привыкла. И еще. У нее есть муж. Он владеет картинной галереей в Берлине. Куда мне с ним тягаться…
Вот тут-то Саша и спросила:
– Ты охренел? Ты совсем охренел? Ей, значит, ты не можешь уровень создать, поэтому вернулся сюда, к своей кухарке и прачке? Пошел вон отсюда!
– Нет, ты не так поняла, подожди, не горячись, – испугался влюбленный. – Она немолодая, некрасивая, старше меня… Но вот какое-то чудо произошло… Вспыхнуло…
– Ну, и полный вперед, – миролюбиво посоветовала Саша.
Он наконец ушел, не попрощавшись с детьми.
Саша долго ничего о нем не слышала и не знала. Думала: живет со своей любимой. И пусть. Кончено.
Кончено-то кончено. Но не все. Потому что через некоторое время начались непрестанные звонки. Не от Антона, нет. От той самой его изнеженной посольским воспитанием возлюбленной. Она, как оказалось, отбыла к своему законному мужу в Берлин (вот почему просился назад Сашин супруг). В Берлине она сильно скучала, найти нового любовника не получалось, вот она и принялась донимать его ни в чем не повинную семью. Звонки начинались обычно в час ночи. В Берлине – всего одиннадцать. Она знала не только домашний номер телефона, но и всех домочадцев по именам. Как правило, вдрызг пьяная, она начинала умолять заплетающимся языком:
– М-шанька, ты х-роший мальчик! П-зави, пжалста, папу!
– А кто его спрашивает? – автоматически интересовался вежливый Миша, хотя все и так было ясно.
– Это тетя Таня Сударикова, – грустно делилась бедой одинокой души пьяная бесстыжая тетка.
– Его нет, – честно отвечал Миша и клал трубку.
Тут же раздавался следующий звонок: дочь посла действительно привыкла получать все, что хотела.
