Вера Копейко - Мужчина для сезона метелей
— Ой, я в нокдауне, — простонала она.
Сергей смеялся, махал рукой у нее перед носом, как рефери, оживляющий полуживого боксера.
— Послушай, по тебя не страховали ни разу. — Она быстро открыла глаза. — А ты чего только не перепробовал.
— Я кидаюсь на все, что движется, — засмеялся он. — Ага, как маньяк на женщин.
— Что-о? — Гутя подпрыгнула и стиснула кулаки, будто собиралась отправить его теперь в нокаут.
— Это не я, не я так говорю. — В нарочитом ужасе он закрыл лицо руками.
— Кто? — Она тыкала кулаками в обращенные к ней ладони. — Кто? — удар, — так, — удар, — говорит?
— Редактор, вот кто. — Он приподнялся, схватил ее за запястья, повалил на себя.
Она захлебнулась смехом, уткнувшись в жесткие мохнашки на груди. Горячее тепло Сергея проникало в ее тело, она закрыла глаза и расслабилась…
— Ты хорошо представляешь эту сумму? — прошептал он ей в ухо, когда они снова лежали обнявшись.
— Не-а. Совсем не представляю. — Она фыркнула ему в грудь, волоски нырнули в ноздрю, как в норку, она приподнялась и чихнула.
— Если со мной что-то, — он приподнял ее лицо, — узнаешь.
Гутя шлепнула его по щеке:
— Не болтай глупости. Ты никогда не говорил ничего такого.
— До сих пор меня никто не оценивал в деньгах. — Он засмеялся. — Я знаю… я сильно утомил тебя, Гутя. — Он вздохнул. — Так, как другой не утомил бы жену за полсотни лет совместной жизни.
Он смотрел ей в глаза, она их не отводила и качала головой:
— Нет. Ты нисколько меня не утомил. Мне с тобой интересно.
— Правда?
Она не лгала. Ей на самом деле интересно, ей казалось, она живет не с одним мужчиной, а с целым сонмищем, причем разных. Иногда с интересом спрашивала себя: а их Петруша на какого из Сергеев будет похож?
Сергей по своей сути — циркач. Каждый тест — смертельный трюк. Она вспомнила, как в то утро холодок проник в сердце, но Гутя прогнала его. Да чего она боится?
— Но… — не удержалась от вопроса, — ты не чувствуешь никакого подвоха? Вернее, намека на что-то?
— А как же, — сказал он уверенно, — чувствую.
— Правда? На что?
— Только на то, что наш город входит в цивилизованные, как говорят, рамки. Мне предлагают риск и готовы разделить его со мной своими деньгами.
— Ага, — сказала она. — Понятно.
Но мысль о страховке снова и снова колола ее. Значит, почему-то выгодно застраховать ее мужа? Но почему? Реклама? Хороший снегоход приходит на рынок? Его тестирует самый популярный трюкач в городе?
Сергей Михеев не был журналистом и никогда не собирался им стать. Но когда в городе начала выходить рекламная газета — региональный выпуск московской, люди, знавшие его, предложили тестировать технику. Он носился на самых новых автомобилях, управлял тракторами, снегоуборочными машинами, а в прошлом году ему предложили снегоход.
— Народ хочет в Европу, — шутил Сергей, отмахиваясь от расспросов жены о причине страховки. — Чтобы все, как у больших. По правилам.
После гибели Сергея ей быстро выдали деньга, она подписала бумагу, что у нее нет претензий к фирме — никаких. Трагический случай, никто не виноват, жужжало в ушах от сочувственных слов. Может быть, камень угодил под гусеницу или лыжи из пластика попали на замерзшую землю, без снега. Снегоход дорогой, на такой не ставят лыжи из стали, которым даже асфальт нипочем.
Тогда у нее в голове металась одна мысль — о Петруше. Если бы она поехала вместе с Сергеем, мальчик остался бы сиротой. Верно в общем-то говорят: с появлением детей мужчина и женщина больше отец и мать, чем кто-то еще друг для друга.
Всякий раз, вспоминая о несчастье, Гутя ежилась и покрывалась мурашками — она осталась дома только из-за Тамары Игнатьевны. Уже надела красную куртку, поставила ногу на низкую скамеечку возле двери, чтобы шнуровать ботинки, когда из комнаты донесся глухой стук. Гутя, наступая на длинный шнурок, спотыкаясь, влетела в комнату. Бабушка лежала на ковре с землисто-серым лицом.
«Скорая помощь» приехала быстро, тонометр, созданный японским рациональным разумом, капризничал, отказываясь выдать цифры. Экран дергался, мигали буквы, из которых легко сложилось английское слово «error», что означает «ошибка».
Это уже потом Гутя подумала, что чувствительный прибор предупреждал об ошибке другого свойства.
Сергей поехал один, слегка обидевшись на жену, в которой видел безотказную подругу во всех своих забавах. Гутя была такой подругой, пока не родился Петруша. Вместе с Сергеем прыгала с парашютом с высоты три с половиной тысячи метров. Не побоялась, когда муж отказался от инструктора. Она доверяла ему больше, чем кому-то, даже самой себе. Гутя помнит легкое разочарование, когда над ними раскрылось прямоугольное полотно, а не купол — она всегда мечтала парить под куполом, но Сергей сказал, что теперь в моде такое «крыло». Они пробыли в воздухе пятьдесят секунд и приземлились в объятиях друг друга.
Потом они часто смотрели кассету, на которой записан тот прыжок в совместную жизнь. Славик расстарался, самый близкий друг Сергея.
Гибель Сергея не слишком удивила Гутиных родных. Да, она потрясла, но не более чем уход неизлечимо больного человека. Все давно готовы к тому, что его вот-вот не станет.
— Я говорила, — напоминала Тамара Игнатьевна, — в нашем роду пришлые мужчины не держатся. Твой муж — свежее подтверждение старому принципу. Господи, когда это кончится! — бормотала она.
Кончится? — вдруг всплыло в памяти странное слово. Чтобы кончиться, должно начаться. Что именно бабушка имела в виду? Надо спросить.
Мужчины на самом деле в их семье не держались. Гутя редко рассматривала фотографии, но подруга подарила альбом на Новый год, а она решила навести прядок в фотохозяйстве. Уложив одну за другой карточки деда, отца и мужа, она заметила — у них есть что-то общее. Круглые, словно испуганные глаза, будто они увидели что-то… Не птичку же на самом деле, которая вылетит из аппарата.
— …Послушай, — вспомнила она свое беспокойство перед тестом и свой вопрос, — здесь все чисто?
— Ты про что? — спросил Сергей, принимая у нее кружку кофе.
— Да я про снегоход… — Она поморщилась — капля горячего кофе капнула на руку.
— Он сверкает чистотой. Я осмотрел его. Сине-белая красота. Как будто в нем сошлись снег и небо.
— Ты у нас поэт, — вздохнула она. — Но… тебя на самом деле не смущает страховка?
— Нет, я же сказал. — Он поморщился. — В конце концов, если я грохнусь, ты не останешься ни с чем. — Он хлебнул кофе. — Только знаешь, — он в упор посмотрел на нее, — если что, выходи замуж. Я буду следить за тобой с неба и гордиться — ты не бесприданница.
