Чертовка для безопасника (СИ) - Зайцева Мария
Всю жизнь, с рождения и, особенно, после смерти мамы, папа меня контролировал. Достаточно жестко, так, как только умеет человек, привычный командовать людьми, медик с постоянной огромной ответственностью за свои действия, заведующий научно исследовательской лаборатории военной академии.
Собственно, я и проблем особых не создавала, но в подростковом возрасте случился обычный бунт, жестко подавленный отцом. А потом, в старших классах школы – первый роман…
Марат был старше на три года, красивый, успешный, спортсмен и будущий юрист. Мечта всех девчонок, понятное дело.
Почему он обратил внимание именно на меня, до сих пор загадка.
Но факт остается фактом, из всей пестрой стайки школьниц, десятиклассниц, с громким щебетом топающих по весенней улице на занятия по ОБЖ, которые у нас были в другом корпусе, стильный парень на спорткаре выбрал для подката конкретно меня.
До выпускного мы держались за ручки, целовались и перепробовали много чего интересного из мира петтинга, кроме того самого.
Я, в принципе, была бы вообще не против переступить последнюю черту, не дожидаясь совершеннолетия, но Марат не торопился. Уже много позже я поняла, что тут, скорее всего, папа свою роль сыграл. Поговорил, наверно, по-мужски, придавил авторитетом.
А тогда я была совершенно без головы, словно сумасшедшая, не думала ни о чем, кроме него, моего красивого Марата.
Не желала учиться, чуть ли не бросила художественную школу, рисовала только его, своего парня. Постоянно. Везде. Потом, после всего случившегося, было особенно тяжко невольно натыкаться взглядом на его изображения…
Первый секс у нас случился уже после моего восемнадцатилетия.
Не скажу, что впечатлилась, было неприятно, больно, а возбуждение и благоговение, накатывающие на меня регулярно в присутствии Марата, не смогли пересилить болючие ощущения от первого проникновения.
Потом, через недельку примерно, стало полегче, а потом и совсем хорошо.
Особого кайфа во время секса я не испытывала, оргазмов, как в любовных романах, тоже, но не переживала, считая все прочитанное когда-то художественным преувеличением, а рассказы подружек - вообще бредом и больными фантазиями.
Марату все нравилось, я радовалась, что Марату все нравится, и не парилась ни о чем.
Все было хорошо, впереди была целая жизнь…
Самого момента аварии я не помню. И до сих пор считаю это счастьем.
Просто мгновение до – когда мы летим, скорость огромная, но я спокойна, возбуждена немного и полностью доверяю Марату. Он же – опытный водитель, гонщик, у него – отличная машина…
А потом хлопок - машина начинает вилять, Марат ругается, пытаясь ее удержать, а я только-только начинаю пугаться, даже не пугаюсь, а просто цепенею, странно и нелепо вцепившись в ручку на дверце…
И сразу – после. Когда открываю глаза в больнице и вижу рядом папу.
Потом мне сказали, что виновных в случившемся нет, так бывает… И что инстинкты водителя такие - вывернуть руль в сторону от себя, подставив под удар пассажира. Он в этот момент не думает. Совсем.
Мы влетели во встречную машину, потом на обочину, перевернулись…
Марат отделался синяками и порезами от лопнувшего лобового.
А я… Я ударилась об это самое лобовое, потом меня мотало по салону, потом вынесло из машины и неудачно приземлило на покореженный пень. Острые сучья пропороли кожу на животе, буквально изрешетили ее.
Я должна была умереть прямо там, на месте. Но выжила почему-то.
Полгода пролежала на больничной кровати. Прогнозов не было положительных, все шло к тому, что останусь навсегда инвалидом.
Но папа подключил все свои связи, оперировал меня несколько раз его лучший друг, хирург с мировым именем. И лежала я, естественно, не в простой больнице.
В итоге, все же выкарабкалась.
За все это время Марат меня ни разу не навестил.
Сначала я переживала, что папа его наказал, может, даже посадил в тюрьму, а мне не сказал… Плакала, умоляя пустить ко мне жениха.
Устраивала истерики и голодовки даже.
И папа, судя по всему, из двух зол выбрав меньшую, просто отдал мне телефон и показал, где смотреть.
И я смотрела. По датам.
Первое появление в инсте Марата - примерно через неделю после аварии. Он - красивый, безумно красивый. С брутальными царапинами на лице. И девушка рядом с ним. Тоненькая и лучистая.
Потом - еще и еще.
— Но… Почему? — только и смогла выдавить я, бессильно откидываясь на подушки и глядя на отца.
— Ему честно сказали про прогнозы, Марта, — сухо, как и всегда, впрочем, ответил папа, — и нет, я ему не запрещал приходить. Просто он не захотел. Были вполне серьезные шансы, что ты не встанешь. А если встанешь, то навсегда останешься инвалидом.
Он был жесток. Резал по живому, разом отсекая гниющую плоть. Хирург же.
И мне было больно, потому что анестезией папа, как всегда, не озаботился. Или не посчитал нужным смягчить, зная меня досконально. Я же – его дочь. Кровь его. А значит, выдержу.
И оказался прав, как всегда. Я выдержала.
Сцепила зубы и начала изо всех сил карабкаться наверх из той ямы, в которую постоянно на эмоциях скатывалась.
Перенесла еще две операции, потому что было заражение, ткани плохо срастались, и что-то еще, чего я уже и не помню.
Потом, после того, как более-менее пришла в себя, доползла до ванной и посмотрела в зеркало на свой живот. Вернее, на то. что когда-то было моим животом, плоским и ровным.
Сейчас там разворачивалось поле боя, с окопами, рытвинами и следами взрывов…
Отвернулась, сморщившись.
Папа говорил, что рубцы можно будет убрать позже. Но не все, конечно. В этом мне не повезло.
Заново училась ходить.
И все время, постоянно, старательно заталкивала прочь все мысли про Марата. И затолкала в итоге.
Только по ночам видела в кошмарах свое первое пробуждение, глаза отца… И кричала.
А еще иногда видела свою неслучившуюся жизнь с Маратом. Дочь с его глазами. Мы жарим на улице шашлыки, она бегает вокруг, катается на велосипеде. А Марат гладит мой большой живот. Гладкий. И ему оттуда стучит наш сын. Так это все было отчетливо, что я физически ощущала… И после таких снов просыпалась в слезах…
Едва начав ходить и пройдя курс реабилитации, я уехала в другой город. Подальше от Москвы.
Здесь, в этом городе, жила моя школьная подруга Светка, единственная из всех, кто приезжал в больницу, отвлекал меня бесконечной болтовней и непрошибаемым оптимистично-пофигистичным настроем.
Она была полностью в курсе моей истории с Маратом, называла его “мерзким козлиной” и предлагала полный ассортимент женихов их провинциального города. Учитывая, что работала она дознавателем в прокуратуре, недостатка в мужчинах не было.
Папа был против отъезда, настаивая на дополнительной реабилитации.
Но я не стала его слушать.
И, переехав, старательно избегала всех упоминаний о том, чья я дочь.
Выводы из истории с Маратом я сделала логичные. Не факт, что полностью верные, но других не напрашивалось.
Мой отец - персона известная, вхожая к самому нашему всему… И я, как его дочь, тоже лакомый кусочек.
Правда, не настолько, чтоб ухаживать всю жизнь за мной, лежачей.
История эта невольно отразилась на моей жизни, заставив пересмотреть приоритеты.
Конечно, мужчины у меня после были, но очень недолго. В основном, одноразовый секс, короткий и невкусный.
Светка говорила, что мне просто не везет на мужиков, но я была уверена, что все дело в моем уродстве.
Из-за него не могу нормально раскрепоститься, даже раздеться не могу полностью!
Только с Кириллом получилось, да и то лишь потому, что он не спрашивал разрешения. Просто раздевал.
***
И вот теперь, сидя голышом на коленях крайне возбужденного мужчины, я уже даже не пытаюсь закрываться, не отвожу его пытливые пальцы.
И отвечаю на вопросы. Неудобные. Болючие. Раньше бы тут же сбежала, но сейчас…
