Всё равно будешь моей (СИ) - Катаева Татьяна Анатольевна
И я продолжаю. Втягиваю его в себя. Облизываю. Сосу. Это необычно волнительно, и никогда б не подумала, что так приятно. Матвей трогает мою грудь, а вторая рука ложится на голову. Он, то надавливает, то отпускает. Между ног так сильно болит, что мне выть хочется.
Матвей поднимает меня сначала на ноги, а потом снова подкидывает на бёдра. Его член возле моего входа. Я трясусь ещё сильнее. Дело не в том, что мне страшно, что он сейчас войдёт в меня и лишит шанса на жизнь. Дело, в том, что я сама хочу, чтобы вошёл. Мне так хочется почувствовать его в себе, что я чуть не говорю ему об этом. Матвей вовремя закрывает мне рот поцелуем.
Несёт меня к окну, и усаживает на него. Целует долго, трогает грудь, между ног. А потом отрывается и опускается на колени. Теперь он меня целует там. А я стону. Приходится закрывать рот рукой, потому что родители могут услышать. А держать в себе не получается. То, что он творит там, сводит с ума.
Снова поднимается и целует в губы. Теперь во рту мой вкус, его вкус, похоть и стоны от них. Я уже на грани, но Матвей не спешит доводить меня до безумия. Вовсе нет. Он не трогает меня между ног, только целует.
— Матвей... Пожалуйста... — стону ему в губы. — Я уже не могу. Помоги... — шепчу.
— Ты доверяешь мне? Веришь? — шепчет в ответ.
— Да... Пожалуйста... Не останавливайся только. Кажется, я сейчас умру... — хнычу я. Мне хочется плакать. Потому что терпеть больше, нет сил.
Матвей аккуратно подстраивает свой член к моему влагалищу, и надавливает. О, Боже...
— Он сейчас войдёт. Он сейчас войдёт, — мысли в голове не дают покоя. — Останови его, Мирослава, очнитесь, — всё так же орут мысли.
Но я ничего не делаю. Не могу. Матвей же не входит в меня. Он лишь скользит членом по моим складкам. Открываю глаза и смотрю на него. Он же держит свой член рукой, и рассматривает меня между ног. Это... Не знаю... Сносит крышу. А потом поднимает глаза, и мы снова соединяемся взглядами. Мне, кажется, пока он смотрел туда, то уже миллион раз вошёл мысленно и лишил девственности.
Снова наклоняется и целует. Член кладёт, поверх моих складок, и просто двигается. Трение создаёт эффект полового акта. Струны мои натягиваются, я напрягаюсь и взрываюсь. Откидываю голову назад, ударяюсь об стекло, но ничего не чувствую. Оргазм разрывает меня изнутри. Матвей снова берёт свой член в руки, водит по нему, водит, пока не кончает мне прямо на живот.
Чувствую его касания на коже. Он растирает свою сперму по мне. Животный инстинкт, метки на своей самке. Смотрю на это, и улыбаюсь.
— Почему улыбаешься? — спрашивает.
— Метки на мне ставишь?
— Да. Пока только такие. Пока только...
Я достаю упаковку влажных салфеток, и мы приводим себя в порядок. Снова ложимся, и засыпается вместе. Больше не разговариваем и не обсуждаем наши отношения. После этого соединения, мы очень долго не говорили, что нас ждёт впереди. Просто замолчали.
Когда не видно выхода, лучше не кричать, а остановиться и подождать. Возможно, тишина поможет. Наверное, в это мы тогда верили.
Глава 24
Мирослава
Глупо так говорить, но я сейчас счастлива. Каждую свободную минуты мы проводим с Матвеем.
На носу сессия, а я прогуливаю пары. Потому, что после пар нам почти не удается увидеться. Подготовка к свадьбе идёт полным ходом. Я в ней не принимаю участие. Мне плевать, как будет выглядеть ресторан, место росписи, сам жених, и даже невеста. То есть я. Единственное, что меня заботит, сможем ли мы в эти дни увидеться с Матвеем.
Ава всё знает, и как ни странно, не осуждает меня. Часто прикрывает. Она говорит, что каждый человек, должен попробовать на вкус и счастье, и боль. Сейчас я ем своё счастье. Потом будет боль.
В пятницу мы с моей любимой горой, вытянули очередные бумажки с желаниями. Я вытащила бумажку Матвея (фотосессия), а он вытащил мою (курс рисования).
— Ну, что ты смеёшься? — шипит в губы Горский. — Я, правда, никогда не участвовал в фотосессии, тем более с девушкой.
— Зай, — смеюсь ему в губы, — просто я и модель, вообще не совместимо. Правда.
— Так же, как я и курс рисования. Но, я уже знаю, как мы это совместим. Только придется, это сделать в понедельник. На выходные, уезжаю по делам отца.
— Я буду скучать, — снова шепчу в губы.
— Я тоже, — говорит он, и целует.
После той ночи в моей комнате, между нами больше ничего столь интимного не было. Только поцелуи и стоны. У меня начались месячные. Та и всю неделю идут дожди. Возможности залезть в комнату, нет. Это очень опасно. Я запретила Матвею рисковать. В любую секунду он может поскользнуться. О том, что нас могут застать мои родители, вообще не думаю. Я теперь каждую ночь закрываю дверь на замок.
В какой-то с дней, мама с самого утра, пыталась ворваться в мою комнату. Видите ли, что-то искала. Но наткнулась на закрытую дверь. Она пыталась отчитать меня за это, на что я ей ответила, что это моё личное пространство. И я имею право быть тут одна. Когда захочу и как захочу. Мама, конечно же, бурчала. Но спорить не стала.
Вот такой я стала с Матвеем. Немного дерзкой. Немного наглой. Сто процентов лживой. И намного увереннее в себе. Он открыл меня и подарил свободу.
Выходные без него прошли ужасно. Хотя с другой стороны, хорошо, что его не было в стране. Сама мысль, что он мог за мной проследить, и увидеть как примеряю, свадебное платье для другого, заставляла меня плакать. Слёзы целый день не просыхали.
— Мира, дочка. Почему ты плачешь? — спрашивает Алина, мать Рустама. Она попросила назвать её по имени, так как, говорит отчество её, старит. Она хорошая женщина. Наверное, единственная, со всех кого знаю с окружения Балкановых. Жаль, Рустам не в неё характером, а в отца.
— Не знаю, — вру я. Не могу же сказать, что не хочу замуж за её сына. Что не хочу сейчас быть тут, и применять это свадебное платье. Оно белого цвета, на поясе красная лента, пышное, воздушное. Очень красивое. Но для меня оно как груз, который тянет на дно.
— Это нервы, доченька. Ты просто переживаешь. Это нормально. Не бойся. Рустам тебя безумно любит. Вы будете счастливы.
Лучше б он любил какую-нибудь девчонку. Не меня. И тогда, он точно был бы счастлив. А со мной, ни ему, ни мне не будет счастья.
В понедельник на первой паре, прилетает смс от Матвея. Смотрю в телефон и улыбаюсь на все тридцать два. Соскучилась ужасно. Мы почти не переписывались эти дни. Только по вечерам. Он был занят какими-то делами, а я подготовкой к свадьбе.
°М²° "Одуван, я уже возле универа стою. Жду только тебя. Едем исполнять желания."
Пишу записку на листочке Аве.
"Я уезжаю, после этой пары."
"С ним?"
Под ним она, конечно же, имеет виду Горского.
"Да."
"Та трахнитесь вы уже."
"Ты же знаешь, я не могу."
Ава всеми фибрами болеет за Горского. Она ненавидит и презирает Балканова.
Как только звучит звонок, целую подругу в щеку и мчусь к любимому. На выходе с универа, меня останавливает препод по философии.
— Горькая, подождите секундочку. Вы на той неделе пропустили две мои пары. В чем причина?
Я теряюсь. На ходу тяжело придумать ложь, но выбора другого нет.
— У меня бабушка на родине умерла. Мы летали на похороны.
— Примите соболезнования. Значит, на следующей паре будете?
— Конечно.
— С вас реферат, за предыдущую тему. Будете завтра докладывать.
— Хорошо, — отвечаю и бегу дальше.
Вот же зануда. Пара послезавтра. Придётся готовиться. Осматриваюсь по сторонам, и когда не вижу никого знакомого, заскакиваю в машину к Матвею. И вместо приветствия сразу тянусь поцеловать. Горский тоже не теряется, и перетягивает меня к себе на колени.
— Привет, — шепчу в губы.
— Привет, — отвечает он. — Я скучал.
— Я тоже.
Только после того, как губы уже начали гореть, мы выезжаем с парковки.
