Вера Колочкова - Благословение святого Патрика
– Да. Потому что я тоже так думаю. Правда, мне бы не удалось так ясно облечь свои мысли в слова… и тем не менее. Я такая же, как вы, Саша, мы люди одной природы… И я тоже не знаю, зачем вам сейчас в этом признаюсь.
– Спасибо вам, Лиза…
– Да за что?
– А за это признание. Наверное, очень важно знать, что есть где-то человек, который тебя понимает. И не смеется над тобой. И не осуждает. Хм… Надо же, как просто устроен наш социум… Выходит, все-таки рыбак рыбака видит издалека?
Они улыбнулись друг другу смущенно, как школьники, впервые оставшиеся наедине. Впрочем, даже школьники, наверное, так не смущаются. У них, у школьников, сейчас это «наедине» гораздо смелее происходит.
– А знаете, Саша, что я вам еще скажу? Не надо так отчаиваться, вот что. Да, наш социум просто устроен, именно так, как вы говорите – то есть разделяется на подавляющих и подавляемых. А только еще неизвестно, кто из них, по сути, более счастлив!
– Хм… Вы имеете в виду библейскую истину? И последние станут первыми?
– Нет, нет… Я не это имею в виду. Я имею в виду возможность замены. То есть сохранность замены.
– А… замена, это что, по-вашему? Извините, я не совсем понимаю…
– Да это, по сути, то же самое, о чем вы сейчас говорили! Ну, это от обратного, что ли… Это когда не потраченная на хамскую войну сила меняется на дух. На чистоту сердца, если хотите. На волю и силу сердца. На отвоеванное право быть наивным человеком, в конце концов. Наивность – это довольно сильная штука, чистая и честная по своей сути… Да и душа, спрятанная в коробочке непротивления, не портится до конца дней человеческой жизни, то есть остается юным и свежим организмом, способным видеть по-другому, дышать по-другому, чувствовать по-другому…
Замолчала, будто испугавшись своей горячности. И чтобы чуть остыть, добавила тихо:
– Да уж, знаете ли… Послушал бы нас сейчас кто-нибудь из них, из подавляющих! То-то бы посмеялся… А зря, между прочим. Ведь душа человеческая – субстанция довольно мстительная. Она так может обидеться на своего хозяина за то, что ее тратят на хамство, – мало не покажется. Тот, кто сталкивался с душевной маетой, знает… Ни сила, ни воля в этом случае уже не помощники.
– Да… Интересно вы рассуждаете, Лиза… Очень, очень интересно…
– А мы, кстати, недавно спорили на эту тему с вашей дочерью! – снова оживившись, повернулась она к нему. – Она была как раз на другой стороне баррикады, то есть пыталась доказать мне явную пользу волевых психологических практик по борьбе с душевной наивностью. А я говорила – не хочу… Мне, мол, и так хорошо…
– Ну, и кто же из вас победил?
– Да я уж не помню. По-моему, каждый остался при своем мнении.
Остановились посреди тротуара, замолчали, разглядывая друг друга с любопытством, с радостью узнавания в собеседнике «своего». Так, наверное, жадно разглядывают друг друга соотечественники, случайно столкнувшиеся на городской улице в чужой и далекой стране, в какой-нибудь нетуристической Гвинее-Бисау или Колумбии, например…
Саша вдруг вздохнул легко, по-мальчишечьи, быстро оглянулся по сторонам.
– Лиза, а пойдемте в кафе, выпьем немного вина, что ли! Сегодня такой день… Такой замечательный день! Пойдемте?
– Что ж, пойдемте! Только я вино не буду, мне же скоро на дежурство. А вот кофе и впрямь с удовольствием выпью. А где здесь кафе? Вы же лучше меня этот район знаете?
– Вон там, за углом, насколько я помню… Да, там, должно быть…
За углом и впрямь оказалось кафе, маленькое, довольно уютное. Бармен за стойкой улыбнулся им дежурно-приветливо, налил в бокал белого вина для Саши, быстро управился с кофе. Сели за столик на двоих у окна, молча улыбнулись друг другу. Саша наклонился, хотел что-то сказать, но голос его утонул во вдруг ворвавшемся в маленькое пространство кафе знакомым до боли возгласом из динамика:
Только… Рюмка водки на столе!
Ветер плачет за окном…
Вздрогнули, оглянулись. Ну да, это бармен звук подкрутил до неистребимой силы. Вон, как стоит, дергает шеей в экстазе, даже глаза закрыл от странного мазохистского удовольствия, и брови взметнул страдальчески… Потом вдруг спохватился, подтянулся, оглядел зал, сильно убавил звук. Но губы все равно подпевают в такт льющемуся из динамика…
Они переглянулись, улыбнулись друг другу. Саша глотнул вина, она, словно в ответ, глотнула кофе. И снова заулыбались, и говорить ни о чем не хотелось… Просто сидеть, просто смотреть друг на друга, просто улыбаться. Плыть в «рюмке водки на столе», в запахе кофе, в веселом щебетании четырех подружек, уютно устроившихся за соседним столом. Девушки не стеснялись, голоса не понижали.
– …Ну, а он тебе чего?
– А он мне, представляете, девки… Я, говорит, не в сотоянии дарить тебе такие дорогие подарки! Я же не олигарх, я же всего лишь аспирант!
– А ты?
– А что – я? Подумаешь, говорю, аспирант! Если ты такой бебех неимущий, на фига тебе эта аспирантура сдалась? Те, кто поумнее, давно уж в приличный бизнес подались! А ты – не в состоянии… Вот если ты аспирант, так и живи дальше в своем состоянии нестояния!
И – дружный смех из четырех молодых глоток. И снова, уже другой голосок, слегка хрипловатый:
– Да, девки, есть еще такие мужики… Чудики белокрылые. У моей мамы одна приятельница есть, так у нее муж – вообще школьный учитель… Представляете, какое несчастье? Как принесет зарплату домой, так эта приятельница ему сразу песню спивает – зачем, зачем я повстречала тебя на жизненном пути…
И опять – дружный гогот, захлебывающийся, подогретый вином. До писка в конце, до самозабвения. Веселые девочки, что с них возьмешь? Сидят себе, отдыхают культурно.
– Саш… – наклонилась она к нему через стол. – Может, лучше пойдем отсюда? Тем более я свой кофе уже выпила… Пойдемте, я лучше вам свою аллею покажу! Это как раз по пути к моей больнице! Заодно и проводите меня…
– Да. Пойдемте, Лиза. Своя аллея – это очень интересно.
Залпом выпив вино из бокала, он неловко поднялся из-за стола, кинул взгляд на девиц – немножко насмешливый, немножко грустный. И, как ни странно, без доли обиды за «чудика белокрылого».
Вышли на улицу, зажмурились от яркого света. Послеобеденное солнце шпарило вовсю, будто воевало за место с тенью уличных тополей, пронизывало жаром все мало-мальски свободное для жизни пространство.
– Это недалеко, всего два квартала… Знаете, я когда с работы пешком иду, всегда по этой аллее стараюсь брести медленно, медленно… Да вы сами увидите, как там хорошо!
Она говорила быстро, даже несколько сумбурно, обеспокоенно, будто старалась увести его от неприятного девчачьего разговора из кафе, от этого обидного хихиканья. Нет, надо же, как совпало… И еще эта «мамина приятельница», страдающая замужем за школьным учителем!
