Мой босс. Без права на ошибку (СИ) - Рене Эсель
Незнакомая мелодия взрывается барабанным сетом прямо рядом со мной.
Глава 38
От неожиданности я подпрыгиваю на месте и ошалело оглядываюсь вокруг. Внутри все сжимается в один ледяной ком, а слова застревают в горле. Олег подозрительно смотрит на меня, а затем на имя на экране смартфона.
«Евгений Лазарев».
— Ты знаешь, что он хочет мне рассказать, — без тени вопроса говорит Шершнев.
Он берет телефон в руки, пристально глядя мне в глаза. В изумрудных радужках металлический блеск, а в голосе звенит сталь.
От Олега, который минуту назад был здесь и играл на гитаре, не остается ничего. Он растворяется, как и его музыка, в гуле надвигающегося шторма.
— Да, — киваю, решительно сжав кулаки. — Послушаешь меня или его?
Шершнев зло усмехается и недобро щурится.
Разочарование тысячей льдинок впивается в мою кожу.
Все становится неуместно. Мое присутствие здесь, эта близость. Даже проведенный вместе вечер обращается в фарс.
Шершнев все и всегда делает только для собственной выгоды.
— Лазарев — козел, — Олег тянет телефон к уху и поднимается с кровати. — Но он меня не предавал.
Я отворачиваюсь первая. Чтобы не видеть то, как он идет к двери. Не слышать этих шагов. И не надеяться, что он передумает.
В конце-концов, через пару минут я получу свою свободу.
Тогда почему мне так больно, когда хлопает дверь?
Шершнев — не тот, за кого себя выдает. Вся его наигранная мягкость, все его уступки — это часть плана расчетливого дельца.
Он сделал свой выбор.
Сворачиваюсь клубком, тяну к себе одеяло. Тело пронзает желание подскочить на ноги и догнать его.
Все объяснить. Как я и хотела.
Злость на Шершнева заполняет собой все. Неужели нельзя было просто выслушать? Зачем тогда жить с человеком, которому не доверяешь даже самую малость?
К своему удивлению замечаю, что совсем не злюсь на Лазарева.
Думаю, что с самого начала он задумал все именно так.
Он бы никогда его не предал.
План Лазарева становится понятным, как ясный день. Словно с моих глаз падает плотная штора.
Он дал нам время. Ужиться, поработать вместе. Притереться друг к другу. Ведь не будь у меня какой-то надежды на свободу — я бы так и не пошла на предложение Олега.
И угробила бы своего отца.
И ведь Лазарев оказался прав. Только не во всем.
Этот Шершнев не любит меня.
Я уверена — никакой информации на Олега Лазарев и не искал. Да и зачем? Чтобы Шершнев выгнал меня из дома, достаточно рассказать о нашем договоре.
Ведь я не собиралась исполнять условия сделки с Шершневым. Только ждать, пока Лазарев найдет способ подставить Шершнева. Делать вид, что у нас все протекает хорошо. И что я в него влюбилась.
Разве после этого Олег сможет поверить в то, что сегодня все было по настоящему?
Глаза странно печет и я осторожно тру их пальцами. Все это бредни. Я просто сама же поверила в свое притворство.
С шумом вздохнув, выдавливаю улыбку.
Все хорошо. Папа жив, дом наш.
А я свободна.
Все остальное — никому ненужные сентименты.
Когда дверь распахивается, я уже складываю в чемодан вещи. Остатки нашего ужина моя рука так и не поднимается убрать.
Но все равно застываю под прожигающем взглядом между лопаток.
— Только. Не. Ори, — чеканю я и тяжело сглатываю слюну.
Она комом распирает пищевод и задевает сердце.
Глухой удар под ребрами выбивает остаток кислорода, когда Шершнев грубо хватает меня за шею и разворачивает к себе. Его пальцы сжимают так крепко, что я морщусь от боли.
Страх накидывается на меня удушающей волной в момент, когда я вижу пылающую ярость в черных глазах Шершнева.
— Мне больно, — как можно более равнодушно говорю я, но чувствую, как дрожат губы. — Отпусти.
— Какая же ты дрянь, Лена, — прошипел он мне в лицо, обдавая волнами гнева.
— Я хотела тебе рассказать! — вскрикиваю я, широко разводя руками. — Но куда там. Ты же никому не доверяешь, кроме своего дружка.
И без того широкие зрачки разливаются, заполняя собой остатки изумрудного обода. Рука на моей шее оживает. Кажется, что еще чуть-чуть и затрещат мои позвонки.
Треск действительно раздается. Только это его суставы. Словно у него уходят все силы на то, чтобы разжать руку.
— Ты — чудовище, — скрипнув зубами, пячусь назад к спасительному чемодану.
— Ты была готова меня кинуть под нож конкурентам, завладеть акциями других моих компаний? Подставить, может и посадить? Уничтожить дело всей моей жизни, нося при этом лицо влюбленной дурочки? — Шершнев смеется и хлопает себя ладонью по лбу. — Так может и махинации твоих рук дело? Умело убрала с пути Павла Андреевича, села на кресло финансового директора? И я после этого чудовище?
— Я бы никогда не причинила вред компании отца! — рявкаю я.
— Компании твоего отца больше нет! — рычит Шершнев и я вновь отступаю. — Ты ее разрушила, до тебя это доходит? Пока еще это моя компания. Моя и Лазарева судя по всему? Твои же тридцать процентов уходят ему, верно? В момент, когда за твою свободу ты обещала передать свои акции их холдингу ты не подумала о своем отце? Ты хотя бы на секунду своей маленькой головой прикинула, а зачем им эти тридцать процентов?
— Олег, — внутри меня что-то обламывается и я оседаю на край кровати.
— Так вот я тебе расскажу, — Шершнев тяжело приваливается к стене и трет лоб. — У меня их было пятьдесят пять. Но для покупки вашего дома, я посоветовался с твоим отцом и продал пятнадцать процентов Лазареву старшему. Даже с сорока процентами — у меня оставался контрольный пакет. У твоей семьи, Лена, оставался контрольный пакет. Но теперь у Лазаревых сорок пять процентов.
С громким стеклянным треском выстроенные хрустальные замки падают на пол, оседая зеркальной пылью.
Олег бьет в точку. Я и на секунду не подумала, что Лазарев может использовать ситуацию так. Женя, искренний, заботливый. Любящий Олега. Он бы не отобрал у него компанию.
Он не мог так поступить.
— Но ты же остаешься в управлении компанией…
— Лена, милая, до тебя не дошло еще? Даже если я остаюсь — у тебя ноль. Ноль. Ты разрушила финансовое будущее своей семьи, дорогая, — усмехается Шершнев и наклоняется вперед.
— Мы же можем не допустить эту сделку? — лепечу я одними губами. — Я не должна эти тридцать процентов Лазареву, если мы не расстанемся.
— А зачем? — пожимает плечами Шершнев. — Мне моих сорока вполне достаточно. Ты же не собиралась со мной
