Любовь. Измена. Развод - Мария Николаевна Высоцкая
Евгений снова улыбается, а я и пошевелится не могу. Все думаю о том, как это отсидеть семь лет за то, чего ты не совершал.
— Прониклась, что ли? Брось, Свет, оно того не стоит. Это я так, для ясности картинки.
— Простите, — всхлипываю и накрываю рот ладонью.
— Ну вот видишь, ты меня уже жалеешь, — смеется. — Ну что теперь любовницей моей будешь? А то утром отказывалась, — склоняет голову набок. — Все есть. Деньги, печальная история. От мужа тебя спасу. Считай герой.
Качаю головой в ужасе от происходящего. Я бы, наверное, никогда в жизни не могла про такое с легкостью говорить. Не могла бы держать лицо и прятать боль.
А такую, как я, прибила бы на месте, нет, сначала бы язык вырвала, а потом только прихлопнула.
— Я не хотела. Правда не хотела, просто Илья…, — прикусываю язык и замолкаю.
Не хочу о нем говорить и вспоминать не хочу. И так всю душу мне вымотал.
— Трепло твой Илья. Но в некоторых ситуациях этот его дар полезен. Не в этой, — сразу поясняет.
В дверь стучат, и в палату заходит медсестра.
— Я капельницу пришла проверить, Евгений Андреевич.
Снегур кивает и выходит в коридор. Вижу, как прикладывает телефон к уху.
Мне снимают капельницу, дают какие-то таблетки и кратко объясняют, что нужно соблюдать режим питания и сна ближайшие дни. Меньше нервничать, естественно, и не забивать на здоровье.
Евгений возвращается в палату минут через десять после того, как уходит медсестра. В руках у него при этом два рожка мороженого с шоколадной крошкой. В детстве оно было моим любимым.
Глава 19
— Ты ешь? Или фигуру блюдешь? У моих архаровцев там детство в одном месте заиграло, подхожу к машине, а они сидят и мороженки жрут, — протягивает мне рожок.
— Спасибо, — распечатываю бумажку и касаюсь кончиком языка холодного лакомства. — Мы в детстве с мамой, когда в Москву ездили, всегда ели рожок с шоколадной крошкой.
— Аналогично, — Женя снова присаживается в кресло.
Повисает пауза.
Болтаю в воздухе ногами, сидя на краю кровати, и чувствую себя рядом с ним девчонкой, ей-богу.
Едим молча, иногда переглядываемся.
Женя смотрит на часы на своем запястье, потом на меня.
— Так, в общем, пошел я. Если что, звони.
— Я с тобой, — подскакиваю, едва удерживаясь от столкновения со Снегуром. — Точнее, — поджимаю губы, — ты же… Вы… Подбросишь меня? Или я такси вызову. Лучше такси. Да, — тянусь к телефону.
— Ты куда собралась-то?
— У меня встреча с юристом сегодня сорвалась, и вообще, я не могу здесь лежать, муж хочет отобрать мой бизнес, сами же сказали. Точнее, сказал.
Уже открываю приложение, а ладонь Евгения накрывает экран моего телефона.
— Так, притормози. Тебе отлежаться надо, а не с шашкой наголо бегать.
— У меня нет на это времени!
— Ошибаешься, — аккуратно забирает у меня из рук смартфон и кладет на тумбочку. — Давай я решу твою проблему. Безвозмездно.
— Просто так не помогают.
— Я же сказал, что ты мне просто понравилась. Этого мало, чтобы я тебе помог?
— И что я буду должна за такое бескорыстие?
— Ничего.
— Ну конечно, — нервно хихикаю, — ты уже предлагаешь мне бабочку на пояснице набить и сказать Антипову, что я с тобой сплю. Дальше переоденешь в спортивный костюм.
Теперь смеемся уже вместе.
— Нельзя тебя в мешки одевать, Света.
— Это почему?
— Такую красоту прятать.
Снегур все еще возвышается надо мной, а я… я улыбаюсь. Как дура. Это же такой комплимент был, да?
— Ладно, — выправляет рубашку из брюк, а когда замечает мой слегка шокированный взгляд, еще и ремень из брюк вытаскивает, улыбка при этом на его лице сиять не перестает. — Неудобно, — кидает ремень на тумбочку. — Раз уж ты остаешься, — кивает на кровать, — я тоже останусь. А то сбежишь еще.
Евгений садится обратно в кресло, и все, что мне остается, это забраться под одеяло и прилипнуть спиной к стене.
— Сколько лет ты замужем?
— Мы вместе десять лет были, с выпускного моего школьного встречаться начали.
— Много.
— Будто целую жизнь.
— Ты его любишь, — выдает за факт.
Факт? А я и парировать не могу. Не знаю, что ответить. Наверное, пару дней назад я думала, что люблю, а теперь? А теперь это неважно, потому что он меня не любит. Точно не любит, и большой вопрос, любил ли когда-то.
— Это не значит, что прощу.
— Иногда прощают и за большее.
— Только не я.
— Идеалистка?
Жму плечами.
— В школе отличницей была?
— Была. Но баллов, чтобы пройти на бюджет туда, куда хотела, все равно не хватило. Пошла на дизайнера, в тот год конкурс мизерный был. Хотя в нашем универе никаких дизайнеров не выпускают. Одно название. Нас экономический факультет за спиной швеями называл. Пэтэушницами. А чем ты занимался, ну, до…
Не договариваю. Как такое вслух-то произнести? До смерти жены и дочери? Нет, не хочу.
— Логистикой. Вообще, случайно получилось на самом деле. Мы тогда даже не думали, что из этого что-то выйдет. Отец моего друга оставил ему небольшое наследство, это было нашим первоначальным капиталом. Много чего было…
— А теперь? Ну, вы общаетесь? С друзьями?
— Естественно. Просто я теперь не в теме. Все, что я мог, когда-то уже сделал. Пацанов прогнули, но и меня поэтому на два года раньше выпустили. Сторговались, можно сказать.
— Значит, ты живешь на те деньги, что тогда заработал?
К сожалению, этот вопрос не дает мне покоя. Дело, конечно, не в деньгах. Просто если он, как и говорят, связан с криминалом, то это очень, очень плохо.
— Почти. Ресторан, из которого ты ехала, когда мы с тобой столкнулись, мой, например.
Барабаню пальцами по коленке, накрытой одеялом.
— Давай, спрашивай напрямую. Так и говори: «Жека,
