Плен моей души - Екатерина Котлярова
От боли. От любви. От счастья. От бесконечной, ломающей изнутри все кости любви. Такой хрупкой, ломкой. Но такой сильной, что я готова была всех разорвать за своего Глебушку.
— Маленькая моя, — сильные ладони откинули фату. — Не плачь. Сердце на части рвёшь, Золушка моя.
Темп увеличился. И я разлетелась на сотни осколков, слыша и чувствуя, что Глеб последовал за мной. Бёдра обожгло его семенем.
Губы парня собирали слёзы, после чего захватили губы в жаркий плен. Парень ловко перевернулся на спину, перетащил к себе на грудь. Зарылся пальцами в волосы, стал ласково перебирать, не убирая губ от виска.
— Прости, что вчера сорвался, — зашептал покаянно. — Прости.
— Ничего, — я приподнялась, заглянула в лицо, пальцами провела по немного колючей щеке. — Я понимаю, что совершенно иначе должна была вчера сообщить тебе. Просто я была…
— В отчаянии, — закончил за меня.
— Ты приходил. Снова через балкон?
— Да, — поймал мои пальчики губами и прикусил.
— Спасибо за цветы, они самые прекрасные. Никогда и ничего красивее не видела. И я не лукавлю.
Некоторое время я молчала, разглядывая каждую чёрточку любимого лица.
— Я теперь замужем, — зажмурилась, глотая вновь выступившие слёзы. — Прости.
— Я знаю. Все заголовки об этом трубят.
— Они меня силой заставили. Я пыталась сбежать. Я не знаю, что мне делать. Мне помогли сбежать, но меня скоро найдут. И я не хочу тебя подставлять.
Глеб молчал, потом поправил моё платье, сел вместе со мной, удерживая на своих коленях.
— Решим всё позже, девочка моя. А сейчас пойдём ко мне домой. Мне плевать, Золушка. Плевать. Я знаю, что я был твоим единственным. И буду. Убью его, но прикоснуться к тебе не дам.
Глава 18
Вита
Глеб подхватил меня на руки и потащил в подъезд. Снова в моей голове мелькнула мысль, что создаётся ощущение, будто мы только поженились и мой любимый несёт меня к нам домой. Я пальцами вцепилась в плечи парня, вглядывалась в любимое лицо и умирала. Просто умирала от нежности.
— Малыш, — в подъезде поставил меня на ступени и замер, удерживая за талию и пальцами поглаживая изгибы, — я должен предупредить… Мои родители… Я не хочу, чтобы ты сбежала, но платье нужно снять…
— Говори, мой родненький… Говори, — я погладила ладошками любимое, немного покрасневшее лицо.
Я видела, что Глеб безумно волновался. Видела, что то, что он собирался сказать, было его болью.
— Мои родители алкоголики, Виталина.
Он опустил низко голову, пряча от меня взгляд. Я приподняла его лицо и заглянула в блестящие глаза.
— Хороший мой, мне наплевать. Я приму твоих родителей. Потому что ты мой. А они твои родственники.
Глеб прикрыл глаза и прерывисто выдохнул. Качнулся вперёд и вжался лбом в мою шею.
— Пойдём? — спросила шёпотом.
Глеб кивнул, губами коснулся шеи, послав мурашки по коже. Надавил на ручку и открыл дверь, повёл меня в квартиру. В коридоре стояла худая, неухоженная женщина, по лицу которой было понятно, что она постоянно выпивает.
— Это кто такая, Глеб? Кого ты притащил в мой дом? — я вжалась в Глеба, спрятавшись за его спиной от пронзительного взгляда.
— Жена моя.
— Что? Ты из ума выжил? Жена? Ты её притащил сюда? Здесь и так места нет! Нам денег и так не хватает.
— Я напомню, что деньги в этом доме зарабатываю только я. А вы пропиваете их.
— Щенок неблагодарный. Я столько лет тебя растила. Столько лет воспитывала. Родила тебя. Я столько часов тебя рожала, так мучилась. У меня грудь из-за тебя обвисла! Тебя недолжно было быть. Ты — ошибка.
— Замолчите! — воскликнула, вырвавшись вперёд. — Прекратите немедленно. Как можно говорить такие ужасные вещи своему ребёнку?
Женщина замахнулась, намереваясь дать мне пощёчину, но Глеб перехватил её руку и не дал причинить мне боль.
— Пошла вон отсюда.
Женщина начала нецензурно выражаться, но Глеб даже не слушал её. Он в который раз подхватил меня на руки и пошёл к запертой на ключ комнате. Открыл и тут же захлопнул, отрезав нас от воплей его матери.
— Прости меня. Ты не должна была этого слышать, — смущённо и расстроенно пробормотал любимый.
— Меня это не напугало, мой хороший. Мы родителей не выбираем. Ты же знаешь. Мой отец тот ещё урод. Я же не виновата в этом.
Глеб поставил меня на ноги. Развернул к себе спиной, стал расшнуровывать платье. Мягко стащил с плеч, поцеловал шейку сзади. Втянул с жадностью запах под кромкой волос.
— Дурею от твоего запаха, Золушка.
— Я с ума схожу от твоего, родной, — я чуть повернула голову и потёрлась щекой о его плечо.
Повернулась к нему лицом, позволив платью соскользнуть и собраться лужей у ног. Оставшись перед любимым в одних трусиках. Я робко опустила глаза, пряча от него взгляд и смущаясь до слёз.
Переступила с ноги на ногу и почувствовала томление между ног. Болезненное.
Я поняла, что рядом с этим парнем моё тело всегда наливается жаром и томлением. И сейчас эта реакция меня не пугала. Ни капли. Напротив. Она делала меня счастливой. Возносила на небеса.
Я знала, что мало кому везло хоть раз в жизни испытать такие чувства. Такую тягу. Такую любовь.
Шагнула ближе, сократила расстояние между нами. Вжалась в его тело, сквозь слои одежды чувствуя жар любимого.
— Я снова хочу стать твоей, Глеб. Пожалуйста. Мне необходимо. Умоляю тебя. Прошу.
У меня вновь началась истерика, я судорожно дёргала пальцами его футболку, пыталась расстегнуть пуговицу на его штанах. Я хотела почувствовать его кожу. Вжаться. Проникнуть в каждую клеточку его тела. Слиться в единое целое.
— Тише, малыш. Тише. Успокойся.
Глебушка взял меня на руки, как маленького ребёнка и понёс к кровати. Уложил поверх одеяла, пахнущего лишь моим любимым. Я блаженно вытянулась на пододеяльнике и носом зарылась в ткань.
Потрясающе.
Парень скинул штаны и футболку, лёг рядом. Вжался грудью в лопатки, зарылся носом в волосы, на которых всё ещё оставалась фата.
Я завозилась, пытаясь развернуться к любимому, увидеть его лицо, его потрясающее тело. Коснуться напряжённой плоти.
Снова слиться в единое целое.
Но руки Глеба сжались вокруг меня.
— Глебушка, пожалуйста, — плаксиво стала умолять его.
— Тише, Золушка. Успокойся. Больно будет.
— Глебушка,
