Колин Маккалоу - Милый ангел
— Задница слишком близко к земле. — Она тяжело поднялась. — Идем посмотрим, Гарольд.
Я знала, что выманивать Фло из убежища бесполезно. Гарольд наверняка вернется, и Фло это понимает. Маленький экстрасенс. Где-то я читала, что такие способности начали изучать. Мерзавец Гарольд! Это он нарочно, чтобы испортить мне посиделки с миссис Дельвеккио-Шварц. Джим и Боб таскают монетки из счетчика? Не смешите меня.
Многое подсказывало мне, что этого внешне сдержанного и пропитанного ненавистью старика захлестывает злость. Мне вдруг вспомнилась лекция одного психиатра. Он рассказывал нам о «маменькиных сынках» — одиноких мужчинах, живущих с матерью. К тому времени, как матери умирают, эти мужчины уже настолько неадекватны, что чаще всего попадают в лапы к другим властным женщинам. Неужели Гарольд — «мамсик»? В образ вполне вписывается. Но ненависть ко мне это не объясняет. Как правило, «мамсики» безобидны, а если и проявляют склонность к насилию, то их агрессия направлена на доминирующую женщину, но чаще — на самих себя. Если верить тому типу, который читал лекцию. Сегодня выяснилось, что я не единственный предмет ненависти Гарольда. Его новыми жертвами оказались Джим и Боб. А Джим — еще одна Королева Мечей.
Я сразу услышала, что миссис Дельвеккио-Шварц возвращается, потому что она заливалась хохотом.
— Красуля, ты бы только видела! — вскричала она, ворвавшись в комнату. За ней с каменным лицом следовал Гарольд. — Это нечто!
— Что именно? — послушно спросила я.
— Эти шельмецы все время крали из счетчика в ванной деньги, только замок они не трогали — нет, что ты! Просто взяли ножовку и распилили петли на дверце, через которую деньги выгребают. И никто ничего не заметил! Но это же умора — столько возни из-за двух пригоршней пенсов!
— Дельвеккио, я требую, чтобы ты выставила этих женщин! — заявил Гарольд.
— Слушай, приятель, — сквозь зубы процедила миссис Дельвеккио-Шварц, — это сделали не Джим и Боб, а Чиккер и Мардж с первого этажа. Вот так-то.
— Они порядочные люди, — стоял на своем Гарольд.
— Балда, и когда же ты наконец поумнеешь? Ты что, не слышишь, что он каждую пятницу бьет ее, когда приползает домой на бровях? Тоже мне порядочные! — У нее затряслись плечи. — За грош удавятся! Но теперь уже ничего не докажешь. Да я и не собираюсь. Хорошо еще клиентов к себе не водят. Если бы не шумели по пятницам, были бы жильцы что надо.
— Поверю тебе на слово, — сказал Гарольд, которому было явно наплевать на Чиккера и Мардж. — Но я все равно требую, чтобы ты выгнала лесбиянок! А эта езда на мотоцикле! Они омерзительны, а ты дура!
— А тебе, — не осталась в долгу миссис Дельвеккио-Шварц, — даже в доме 17d никто даром не даст. Отвали! Пшел отсюда, слышал? И не трудись приходить в четыре. Я не в настроении.
Но Гарольд будто не слышал: он впивался жгучим взглядом в меня. А я, понимая, что скандал для моих ушей не предназначен, пристально смотрела в Хрустальный Шар, в котором отражалась перевернутая комната.
— Еще одну шарлатанку обучаешь? — съязвил Гарольд.
Миссис Дельвеккио-Шварц не ответила. Просто взяла его за шиворот и за штаны и выкинула за дверь, как соломинку. В коридоре послышался грохот, я вскочила, чтобы проверить, не убился ли Гарольд, но передумала. По крайней мере теперь он угомонится.
— Вали отсюда, дерьмо собачье! — крикнула миссис Дельвеккио-Шварц в коридор, вернулась в комнату и села с довольным видом. А потом повернулась к дивану: — Можешь вылезать, Фло, Гарольда уже нет.
— Почему Фло так боится его? — спросила я, потягивая бренди, пока Фло сосала материнскую грудь.
— Кто знает, принцесса?..
— А нельзя расспросить ее?
— Она не скажет. Да я и не хочу знать.
— А он… не обидит ее? — осторожно продолжала я.
— Нет, Харриет, не посмеет. Честное слово, я не настолько глупа. Я просто знаю.
— Не думала, что кому-то в Доме не по душе Джим и Боб.
— Гарольд никого не любит.
— Он, случайно, не маменькин сынок?
Меня опять пронзили рентгеновским взглядом.
— Ну разве не умница? Да, ты права. Его мамаша была профессиональной больной — целыми днями лежала в постели, а Гарольд ей прислуживал. А когда она умерла, он заметался, как цыпленок с отрубленной головой, не знал, как жить дальше. Мало того, его мать завещала все свое имущество двоюродной сестре из Англии, которую не видела с детства. Сестра продала дом, Гарольд остался на улице. Все свои деньги он тратил на эгоистичную старую корову. Когда он зашел спросить, не найдется ли у меня комнаты, я его пожалела. Раньше у меня жил другой учитель из той же шикарной частной школы, от него Гарольд и узнал про Дом. Я раскинула карты, а они сказали, что Гарольду предстоит важная работа в Доме. Вот я его и пустила. А потом, — она осклабилась, — оказалось, что у него не только манеры, как у старой девы, — он был девственником! Помяни мое слово, принцесса: ты еще встретишь такого.
Меня так и подмывало сказать ей, что я считаю Гарольда очень больным человеком, но язык уже не раз подводил меня, поэтому я его прикусила, не пожаловалась даже на ненавидящие взгляды Гарольда. Вместо этого я произнесла:
— Вы очень устали от него.
— Да, принцесса, я сыта им по горло.
— Почему же вы от него не избавитесь?
— Не могу. Карты говорят, что его служба в Доме еще не кончена, а картам надо доверять. — Она опустошила свой стакан, съела ломтик хлеба с угрем и осведомилась: — Значит, Король Пентаклей укатил домой, в Страну карри?
— Восемь дней назад. Прошлые выходные я провела в Бронте.
— Видный малый! Похож на мистера Дельвеккио, только тот был итальяшка, гораздо белее твоего парня. Но такой же гордец и красавец! Мистер Дельвеккио ходил гоголем, будто ему принадлежит весь мир. — Она вздохнула и шмыгнула носом. — Помню, лежала я в постели и смотрела, как он расхаживает по комнате — чисто петух. — Одним глазом она насмешливо поглядывала на меня, другой прикрыла. — А твой Король Пентаклей волосатый?
— Нет. Он похож на статую из слоновой кости.
— Жалко! Мистер Дельвеккио был сплошь волосатый. Я ему волосы расчесывала — и на груди, и сама знаешь где. — Она широко ухмыльнулась. — Представь, принцесса, целая шапка кудрей там была! Джунгли, да и только. Как я любила перебирать их! Языком расчесывала!
Каким-то чудом мне удалось сохранить невозмутимое лицо.
— Давно это было?
— О, лет сто назад!.. На самом деле тридцать. А я все помню, будто это было вчера. Мужчины запоминаются навсегда — ты сама убедишься, когда у тебя появятся другие… Да, как вчера. Вот что не дает нам постареть.
