Подвиньтесь, босс! (СИ) - Золотарева Елена

— Лена, я не узнаю тебя! — смотрит прямо в глаза, в самую душу пытается залезть.

— А ты и не знаешь меня! — из последних сил сохраняю хладнокровие и отстраненность, но искры между нами уже не потушить. Моя дерзость наоборот распаляет этот огонь.

— Хочу узнать, — губы трогает едва заметная улыбка, и я понимаю, что его не пронимают мои слова.

— Чтобы трахаться, не обязательно хорошо знать друг друга. Лишь бы никто другой не узнал об этом, правда? А то потом придется оправдываться, прощения просить.

— Кажется, я догадываюсь, о чем ты! — прижимается щекой ко мне и мягко трется.

— Не важно! Я хочу уйти!

— Нет. Ты не уйдешь отсюда пока мы не поговорим нормально, — целует кожу, что немного зудит после касаний жесткой щетины.

— Пытать что ли будешь?

Вместо ответа лишь ухмыляется.

— Еще раз. Почему ты ушла?

— Я так захотела. Это не достаточная причина?

— Сначала ты захотела меня, потом захотела уйти. Я не понимаю.

— Я была пьяна, поэтому решила воспользоваться моментом. Такой ответ устраивает?

Не знаю, почему я продолжаю брызгать ядом. Мне так хочется ужалить его побольнее. Хочется, чтобы ему было так же больно, как мне в ту минуту, когда он бредил о своей Мари. Ну и пусть все слова, что я говорю неправда. Да и легче мне не становится. Я не хочу говорить всего этого! Но если именно сейчас сделаю вид, что забыла, не обращу внимания на тоску по другой, поддамся желанию и гормональному всплеску, это будет значить, что я собственноручно подпишу приговор быть вечной тряпкой.

— Ох, какая же фантазия у вас, Елена Тимофеевна…Чересчур буйная!

— Прямо как ваши сны! — огрызаюсь, пытаясь увернуться, но он уже посасывает мочку уха, чем приводит меня в полный аут.

— Ооо! Уже становится яснее.

Хмыкаю, мол, что тебе ясно?! И он отвечает тем же.

— Да ты меня ревнуешь! — подводит точку, втягивая мою нижнюю губу.

— У-у!

— Рев-ну-ешь! Причем совершенно безосновательно.

Наконец, он отпускает меня, отходя на шаг.

Тут же чувствую пустоту. И воздух, которого так не хватало, холодным потоком окатывает, вынуждая съежиться.

— Лена, мне ты мне нужна, — говорит вполне серьезно. Вижу, как подрагивает кадык, как руки неуклюже держатся за пояс. Как глаза ищут, за что бы им зацепиться.

Обнимаю себя, едва сдерживая слезы. Я хотела этого признания, но оно не дает гарантий, что я единственная.

— Ты называл имя другой женщины, — голос дрожит, язык отказывается произносить эти слова, — ты просил прощения у нее, за то, что переспал со мной.

Глаза все же затягивает мутной пеленой, и чувствую горячую слезу на щеке. Давид не отрицает. Он продолжает стоять молча и даже не собирается меня успокоить. Значит, я все-таки была права.

— Мари…— кивает он, и сжимает переносицу между пальцев.

Пытаюсь нащупать ключ, чтобы уйти, исчезнуть, но Давид ловит мое запястье. Он спокоен, уверен в том, что делает, и совершенно точно не собирается меня отпускать. Его твердость не оставляет мне шансов на очередной побег, да и не хочу я никуда убегать, потому что, мне кажется, что я действительно ему нужна. Только от этого безумия так тошно! Что я за квашня-то такая?!

— Ее нет в живых уже много лет, — говорит так спокойно, будто он пережил эту боль, и она больше не беспокоит, а может, мне хочется, чтобы было так, — я был отчасти виноват в ее смерти. Мы попали в аварию. Я управлял мотоциклом, она сидела сзади. Она не хотела портить прическу, а я не настоял, чтобы надела шлем.

Мысли путаются. Понимаю, что должна что-то сказать, но не могу. Чувствую болезненную пульсацию во всем теле и то, насколько горячие мои слезы.

— Тот момент снится мне все реже, но все же снится…И, к сожалению, я не научился управлять своими снами. Единственное, что я могу сделать, это сказать, что понимаю, как тебе было больно это слышать. Тем более, не понимая причин. Прости, если можешь. И…

Давид кладет ладони на мое лицо, смахивает слезы большими пальцами и целует мокрые глаза.

— И останься со мной. Если сможешь. Ты…Я…люблю тебя.

21

Предаться бурному примирению нам, увы, не дали. Неистово целуясь, мы как могли пытались не обращать внимания на настойчивый стук в дверь и даже уже добрались до двери в ванную, как я не выдержала.

— Мне кажется, кто-то очень желает видеть тебя! Открой, — с трудом оторвавшись от Давида, говорю я.

— Пошли все к черту! Я желаю видеть только тебя, — он закрывает своими ладонями мои уши и продолжает целовать.

— Давид, ну бесят же! — мычу вместо ответа на поцелуй.

Босс разочарованно выдыхает, соглашаясь со мной. Идет к двери и многозначительно смотрит на свой стояк. Прикрываю глаза, едва сдерживая смешки. Прикрыться бы ему не мешало, конечно, потому что ткань спортивных штанов ну очень подчеркивает его достоинства.

Еще раз вздыхает и все же открывает.

— Дорого-о-ой! — басит незнакомый мне мужчина и нагло отодвигая Давида, вваливается в номер.

Светлый костюм-тройка, часы на цепочке, шляпа…Одет этот тип вообще не к месту. Хотя, честно, даже не знаю, где бы он пришелся ко двору. Разве что на маскараде или на театральной сцене. Но несет этот незваный гость себя горделиво и важно.

Видит меня, сразу же расплывается в мерзкой улыбочке. Такая бывает у скользких типов, которых я предпочитала обходить десятой дорогой.

— О! ты не один. Надеюсь, не помешал!

Расшаркивается, а на самом деле, плевал он на всех. Хитрые глаза сканируют меня с ног до головы. Так и чувствую себя лошадью на базаре, спасибо в рот не заглядывает и раздеться не просит.

— Помешал. Тебе лучше выйти, — Давид становится между мной и мужчиной, но тот даже не думает уходить.

— Племяш, ну ты чего! Свои же люди. Представишь меня своей даме?

Слизняк внезапно замолкает, корча испуганную гримасу.

— Или это…тоже одноразовая? Прости, дорогой, совсем забыл, что ты не сторонник серьезных отношений после…

— Это моя девушка! — прерывает его Давид, жестко сжимая руку на его плече, — Елена. А пока тебе лучше выйти.

Извернувшись ужом, наглец снова встает передо мной, снисходительно улыбнувшись.

— Елена…какое красивое имя!

Отвечаю такой же фальшивой улыбкой, но она ничуть не задевает этого гада. Давид снова предпринимает попытку мягко выпроводить родственника за дверь, но тот не понимает по-хорошему.

— Что же ты, меня не представишь Елене? — довольный тем, что мы оба на грани, мужчина победно сияет.

— Мой любимый дядя. Марк, — дежурно улыбается Давид, сжимает его плечо так сильно, что Марк с трудом сдерживает стон, и выставляет его за дверь, — как жаль, что ты так быстро уходишь!

Захлопывает дверь и закрывает глаза. Медленно вдыхает, приходя в себя. Стою молча, жду, когда Давид вернет самообладание.

— Может, я пойду? — несмело интересуюсь, семеня к двери.

Между родственниками явно не близкие отношения, Давид напряжен, и, кажется, готов догнать дядю и устроить ему «горячие проводы» восвояси. Мое присутствие при этом не обязательно, насколько я понимаю.

— Ну уж нет, дорогая! — хватает меня за запястье и резко притягивает к себе.

— Дорогая? — играю бровью, довольная как слон.

— И любимая! Теперь ты живешь здесь. Со мной.

Давид целует меня, не давая хотя бы для приличия повозмущаться.

— Я перенесу вещи, ты пока устраивайся, а я разберусь с гостем.

Останавливается в дверях и пронзительно так смотрит.

— И умоляю тебя, постарайся не встречаться с ним, а если вдруг это произойдет, никогда не слушай, что он говорит.

Киваю, а червячок сомнений так и подначивает разузнать побольше об этом Марке. С чего бы это у Давида на него такая реакция? Хотя ясно с чего, мне он тоже с первого взгляда не понравится. А Давид его знает лучше, чем я. И не стоит искать подвоха. Он просто хочет обезопасить мои нервы. Никаких тайн.

Через минуту Давид возвращается с моей сумкой, держа в руках вещи, которые я успела выложить. Аккуратно кладет их на полку шкафа, а увесистую косметичку несет в ванную.