Училка и медведь - Маша Малиновская
— Представляю, какие у вас будут хорошенькие рыженькие детки, — улыбается одна из женщин — блондинка с каре.
— Лена! — говорит ей кудрявая брюнетка с пухлыми губами. — Ты совсем засмущаешь сейчас девушку. Карина, присаживайтесь скорее к нам, — а последнее уже мне.
От такого приёма настроение подпрыгивает. Я чувствую себя окрылённой и коротко киваю Богдану, взглядом показывая, что всё в порядке, я в норме.
Дальше всё идёт как-то само собой. Мы знакомимся ближе. Мужчины болтают громко, смеются, активно едят и не забывают пить и подливать шампанского нам. Ну, нам — это остальным девушкам. В мой бокал подливается яблочный сок.
За девушками я тоже не замечаю какого-либо пафоса или холодности. Лена оказывается маркетологом, женой того самого громкого блондина. Вот же нашли они друг друга — два громкоговорителя. Маша — домохозяйка, у них с Евгением, невысоким мужчиной, который чуть напряжённо держит правую руку, трое маленьких детей, которые сейчас дома с няней.
Наверное, Маша замечает, что я обратила внимание на руку её мужа, и совершенно спокойно говорит, что это у него протез, а руку он потерял после контузии. Мне становится немного неловко, но она своей болтовнёй разряжает обстановку.
Анна — самая на вид сдержанная, о себе говорит, что занимается бизнесом. Она вообще молчит по большей части.
Ну и четвёртая — Светлана, самая спокойная и, как мне кажется, заземлённая. Она говорит, что занимается маникюром, и вот недавно открыла свой салон.
Я тоже рассказываю о себе коротко. Девушки слушают внимательно, расспрашивают о Волгограде и погоде там.
— Давно хотела на Мамаевом Кургане побывать, — говорит Маша. — Только вот дети подрастут, и съездим. Ой, кстати, Карин, а ты репетиторство берёшь? У меня средний в садик ходит, но говорит очень плохо. Нас определили в логопедическую группу, но толку что-то нет.
— Почему бы и нет, — киваю я. — Всё равно сейчас не работаю.
Я уже совсем чувствую себя расслабленно и спокойно. Девушки все милые, общаться с ними мне нравится. Богдан тоже это замечает, и только иногда подмигивает мне да заботливо пополняет тарелку, хотя я и прошу не делать этого.
Но тут внезапно приятный вечер нарушается. К нашему столику, стуча громко каблуками, подходит женщина. Высокая брюнетка в тёмно-бордовом платье до середины бёдер. Стройная и статная, слово модель. Гладкие волосы идеально собраны на затылке в высокий аккуратный пучок, а в макияже даже если очень постараться, не найти изъяна.
— Добрый вечер, — уверенно говорит она, подходя к нам и сдержанно улыбаясь. — Прошу прощения за опоздание.
За столом повисает тишина. Девушки напряжённо переглядываются, а у меня внутри поселяется тревожное, неприятное ощущение. Мужчины тоже замолкают и поглядывают на Богдана.
А он… Я смотрю на него и вижу, как взгляд моего доброго милого Медведя наливается металлом. Челюсти сжаты, мышцы на плечах напряжены.
Я уже понимаю, кто эта женщина, и меня будто кипятком обдаёт изнутри. В животе появляется неприятное напряжение, и я интуитивно кладу на него ладонь под столом.
— Что ты здесь забыла, Ирина? — голос Богдана приглушён и полон звенит сталью.
— Как что? — деланно удивляется женщина, поднимая идеально очерченные брови. — Сегодня же званый ужин твоих сослуживцев с жёнами.
Она не смотрит на меня, когда говорит, только на Богдана, но все прекрасно понимают, для кого она так выделяет это слово.
— И я не могла допустить, чтобы традиция была нарушена по нашей вине. Ведь я твоя жена.
— К сожалению, — шипит в ответ Богдан. — И ненадолго. Уходи, Ира, тебе тут не рады.
— Дорогой, ну что ты выносишь перед друзьями наши внутренние временные проблемы? Обсудим позже? Я тоже давно всех не видела. Соскучилась!
Ирина присаживается на свободный стул и манерно кладёт ногу на ногу. Подчёркнуто игнорирует меня.
— Машуль, как дети? — спрашивает как ни в чём не бывало. — Володька уже научился ходить?
— Угу, — чуть заторможено отвечает Маша. — Ещё в позапрошлом году.
— Ой, точно! Время летит… Ань, а у тебя…
— Ирина! — окрикивает её Богдан, а у меня к горлу подступает противный горький комок. Гадко, отвратительно, мерзко внутри становится. Будто после тепла и солнца резко начинает идти пронизывающий ледяной дождь, а ты в летнем платье.
— Да ладно тебе! Может шампанского? — с последним вопросом она вдруг резко поворачивается ко мне. — Ой, подожди, тебе же нельзя, — опускает глаза на мой живот, а мне хочется поставить между нами свинцовую пластину, чтобы её радиация не навредила моим малышам. — Но мне, впрочем, тоже.
29
— Ира, давай на выход, — Богдан резко встаёт, обходит стол, направляясь к женщине. — Ты уже всех достала, истеричка.
— Вот так вот значит, да? — она тоже подскакивает. — Перед всеми меня сейчас скрутишь и вышвырнешь? И это после всего? После того, как я терпела твой посттравматический стресс после Сирии, утешая по ночам? Здесь все знают, какой это был ад в первые годы! Все, кроме этой твоей…
Внутри меня всё каменеет. И живот тоже. Как же неприятно всё это, просто до ужаса.
— Нет, я скручивать тебя не собираюсь, но если сама не пойдёшь, то это сделают менты.
— Вызовешь на меня? Дружков своих натравишь? И что плохого я сделала?
Думаю, неприятно тут находиться всем присутствующим. Ну, может, кроме этой сумасшедшей. Но то, что взгляды бросают на меня — жжёт. Чего все они ждут? Что я вцеплюсь бывшей Богдана в волосы? Что буду устраивать скандал?
Я этого делать не стану. Может, именно такой сцены и добивается эта Ирина, чтобы продемонстрировать всем, и Богдану в частности, что я вот такая вот истеричка-идиотка.
Так что нет.
— Ира, выходи, — Богдан берёт её за локоть, а меня передёргивает, что он прикасается к ней. Лгать, что я не ревную, я не стану. Ревную. До бешенства.
— Вот ещё! Я пришла о многом сказать!
Медведь смотрит на меня и сводит брови.
— Чёрт, давай выйдем и поговорим. Только прекрати уже этот спектакль.
— А никакого спектакля, Богдаша!
Ирина натягивает спереди платье и там явно виден выделяющийся живот, который сперва был не особенно заметен под драпировкой коктейльного платья.
Я закипаю. В висках стучит, живот каменеет. Мне надо срочно убраться отсюда, пока я не
